Лавиани развязала веревку на поясе и стянула через голову опостылевшее, но вполне хорошо послужившее одеяло. Рубашка липла к спине, было жарко, как в тигле, и из ярко-охряной, кое-где ядовито-желтой голой земли, из-под камней, из трещин, разломов, невидимых щелей и из-под каждой кочки тоже – то и дело совершенно неожиданно вырывались клубы пара.

Белого, сизого, даже оранжевого. Разумеется, горячего. А иногда обжигающего, настолько кипящего, бьющего под давлением так сильно, что попади под его струю – и вареное мясо тут же слезет с костей. Пар клубился, поднимался, бурлил вокруг них, словно облака, но едкие, пахнущие то тухлыми яйцами, то серой, то чем-то совсем незнакомым.

Они шли, буквально увязая в пару, как муха вязнет в липкой паутине, радуясь, когда налетавший ветер резал его на слои, пытаясь пробить.

– Вот и твой вулкан, рыба полосатая, – буркнула Лавиани.

Шерон, старавшаяся дышать неглубоко, вопросительно посмотрела на нее.

– Черные кристаллы на побережье. Ты говорила, что взорвалась гора. Вот где-то здесь она и взорвалась. Чуешь ее дух? Так воняют бродячие вулканы Соланки, уж я-то их запах хорошо помню.

– Отсюда до моря довольно далеко, – засомневался Тэо.

– Ну так и гора не кучка коровьего навоза. Уж если метнет взрывом – так на лиги.

– Что здесь случилось? – Бланке приходилось идти еще более осторожно, чем прежде. Она слышала, как кипит вода в лужицах, иногда чувствовала горячее смрадное дыхание на своем лице и тепло земли через подошву ботинок.

– Катаклизм, – услышала женщина голос акробата. – А может, гнев Шестерых упавший на Аркус, поддержавший Вэйрэна. Магия исказила землю.

– И заставляет ее вонять, словно отрыжка пьянчуги. – Лавиани сунула руку под рубашку, почесала саднящую спину. – Что?

– Мертвый недалеко от нас. – Шерон смотрела куда-то вправо, за кратеры с бурлящими лужицами, расположившиеся на земле, точно оспины на лице.

– Мне поискать его или он сам придет, чтобы я не утруждалась? – сойка на всякий случай положила ладонь на рукоять фальчиона.

Указывающая чуть прищурила глаза, и Лавиани махнула рукой:

– Шутка не удалась. Ладно. Идем поглядим.

Человек лежал на боку, поджав под себя ноги. Лавиани, перевернув его, узнала контрабандиста, с которым торговалась на берегу.

– Его убили? – спросил Тэо, не спеша приближаться к телу.

– Нет, рыба полосатая. Пар ударил вон оттуда и обварил его… Сварил заживо. Дурная смерть.

– Любая смерть дурна, – негромко произнесла Шерон.

– Кто я такая, чтобы спорить с той, кто может ее подчинять своим желаниям, – пробормотала Лавиани, присаживаясь на корточки перед телом и запустив руку мертвецу под рубаху.

– Что ты делаешь? – нахмурился акробат, наблюдая, как женщина неспешно и обстоятельно проверяет каждый из карманов.

– Сорок марок, попрыгун. Сорок, дери их шаутты, увесистых монет, которые я заплатила этим прощелыгам за проезд. Как по мне, так они не выполнили условий сделки, и я имею полное право вернуть деньги назад. Хотелось бы, конечно, с процентами, словно ринийский ростовщик, но придется довольствоваться тем, что есть. И не надо этих твоих неодобрительных взглядов. Ты не один из Шестерых.

– Да я ничего не говорю.

– Вот и не говори. – Она поднялась на ноги и, немного подумав, вытерла ладони о скатанное в валик одеяло, прикрепленное к ремню. – Проклятье! У него нет моего золота. Ну, ничего. Где один покойничек, там рядом и второй. А коли мы нашли второго, так и за третьим дело не заржавеет. Следы свежие, они опережают нас часа на два, не больше.

Они покинули дымящуюся местность с бурлящими грязевыми лужами, спускаясь все ниже и ниже, словно бы по слабо наклоненному столу. Земля все равно оставалась теплой и продолжала дышать жаром. Мягко и тяжело, словно задремавший больной, пытавшийся справиться с лихорадкой.

– Странная местность, – сказала Шерон.

– Это последствия, – глухо произнес Тэо. – Последствия выбора Вэйрэна и гнева Шестерых.

Все было перемолото. Разбито. Перемешано. Вмято. Оплавлено. Разорвано. Перетянуто и раскидано. Словно кто-то огромный, куда больше гиганта, которого они встретили, лупил огненным молотом без всякого разума, и следы этих ударов лежали перед путниками.

Вся местность оказалась усеяна воронками, в самую маленькую из которых мог легко поместиться двухэтажный дом. Даже спустя века земля оставалась оплавлена и кое-где блестела матовым темным стеклом, на котором не задерживались ни пыль, ни песок и не росли никакие растения. Один из ударов угодил в высокую скалу, под углом срезал ее вершину, как нож срезает кусок ветчины, и эта часть съехала вниз, рухнула в долину, перегородив ее, споря размерами с замком.

Им пришлось больше часа идти до нее, а затем искать путь, чтобы миновать преграду. Там, где «нож» коснулся камня, поверхность стала идеально ровной и зеркальной. Тэо провел по ней рукой и сказал:

– Более скользкая, чем лед. По ней можно было бы катиться, не лежи она на боку.

За скалой начиналось и вовсе не вообразимое. Долина вздыбилась и лопнула, как гнойник, зияя колоссальным кратером, разбросавшим по округе черные граненые кристаллы, но не такие, как на побережье, а большие.

Очень большие.

Тут все обладало размерами, словно бы желающими поспорить с самим понятием «огромный».

– Это как? Это вообще как, рыба полосатая? – мрачно спросила сойка, глядя в сторону кратера.

Из него потоком поднималась ярко-изумрудная вода и терялась в небе, исчезая без следа. Водопад наоборот.

Тэо, потянув носом воздух, сказал осипшим голосом:

– Магия асторэ.

– Да ну? – Лавиани не испытывала никакого почтения. – А эти камни? Да. Вон те. Величиной с вола, что притворяются воробушками и порхают туда-сюда, все время меняя направление? Тоже асторэ постарались?

– Не знаю. Это остатки магии очень древней, она едва ощущается.

– Едва ощущается… зато отлично просматривается. Слушайте, следы ведут туда, прямо через это безумие и… я в растерянности. Кажется, у меня получилось нанять придурков, полностью лишившихся разума. Что их туда гонит? Вот через это все? Да еще с такой скоростью? Они уже много часов не отдыхают, потому мы никак не можем их догнать. Я бы на месте ублюдков развернулась и задала стрекача. Как можно дальше от такого.

– Или кто гонит, – произнесла Бланка, доселе молчавшая и дышавшая тяжело.

– У тебя есть предположения? – повернулась к ней Шерон.

– Статуэтка. Я чувствую ее все это время, и сейчас она не такая, как раньше. Словно ей надо туда.