я думаю, не повлиял ли этот эпизод на мою способность сдерживать эмоции в зале суда.

— Ты самая храбрая и умная девочка во всём мире, и я так тобой горжусь. Вот, — она положила камешек мне на подоконник. — Каждый раз, когда я буду к тебе приходить, я буду оставлять доказательство, что я здесь была. Не забывай, как сильно я тебя люблю и насколько всё это реально.

— Хорошо, тётя Вайолет.

Она послала мне воздушный поцелуй и скрылась, прихватив с собой лестницу.

Теперь у меня на подоконнике пятнадцать камешков. Я перевозила их в общежитие колледжа, в общежитие университета, в свою первую квартиру, во вторую квартиру, а теперь и в пентхаус. Она приходила пятнадцать раз и каждый раз клала мне на подоконник камешек, и Тоби тоже. Но с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать, новых камешков так и не появилось. Не знаю, где она сегодня и жива ли она, но я бесконечно по ней скучаю. Я не рассказывала о ней никому, кроме Лены, потому что Лена — особенная, и её мне тоже приходится держать в тайне. И ещё мне придётся рассказать Генри, если дальше будем не он и я, а мы.

Глава двадцать шестая

Утром Тоби приносит мне кофе.

— Виктория сделала тебе капучино в той машине, что у тебя стащила.

Я беру у него горячую, ярко-красную кружку, делаю глоток и улыбаюсь.

— Значит, она настоящий босс, — говорит он. Я вижу, что ему нравится Виктория, но не в том смысле, в каком бы ей хотелось. Так я и предсказывала.

— Угу, — отвечаю я. — Ей я могу доверить свою жизнь.

— Она хорошая, я это чувствую. Она велела тебе передать, что все обработано, что бы это ни значило. Все уже рассматривают какие-то документы, не знаю, что они там творят. Они внизу, в комнате, которую называют штабом, — я так понимаю, это обеденный зал?

— Спасибо, Тоби.

Я медленно подползаю к краю кровати, сажусь, свешиваю ноги с высокого матраса, наклоняюсь, чтобы отдышаться. Я смотрю, как он поддерживает меня, будто он каркасная структура, а я — шаткое здание, которое вот-вот рухнет.

— Ты что, всю ночь торчал в моей комнате? — удивляюсь я. — Дом ведь окружён охранниками.

— Видишь ли, сестричка, я боюсь за твоё сотрясение. Ты не можешь впасть в кому.

Я держусь за его руку.

— Это я должна за тобой присматривать, братишка.

— Мы ведь оба знаем, что ты не старшая, а я не младший, правда?

— Да, — отвечаю я, — после всего пережитого мы, можно сказать, близнецы.

Мне не нужно разъяснять, что я имею в виду наше детство, потерю дорогого для нас обоих человека и бремя общей тайны, которое на нас так рано взвалили.

— Спасибо, что приехал. Мне так жаль, что тебе приходится иметь дело с этим всем.

Он молча кивает, задумчиво глядя в пол, подперев ладонью гладко выбритый подбородок, а потом и вовсе поворачивается ко мне спиной. Я смотрю на его длинную тень, которую солнце отбрасывает от высокого окна по всему деревянному полу в двадцать футов длиной. Его тень — мираж, растянутый образ его сложной, многогранной души, лежащий у нас под ногами. Он вновь поворачивается ко мне, внимательно изучает, переводит взгляд на моё лицо. Швы под повязкой покалывают.

— Дело вот в чём, — наконец говорит он. — Наверное, я не понимаю всего, во что ты ввязалась, но я пытаюсь наверстать упущенное. Сюда приходила Лена, и, кстати сказать, я понял, почему вы с ней дружите. Вчера вечером она пыталась кое-что мне объяснить.

Я замечаю, что он встречается со мной взглядом, когда произносит её имя, и чёрт возьми, его голубые глаза вспыхивают. Я знала, что так и произойдёт, стоит им только встретиться.

— Хорошо, — говорю я, скорее соскальзывая, чем спрыгивая с высокой кровати, и медленно направляясь в ванную. — И?

— И, ну, ты же знаешь, мой главный приоритет — обеспечить твою безопасность. Я не могу потерять тебя, как мы потеряли Вайолет, Грета.

Я смотрю на него понимающе, заговорщически. Между нами теперь моя тень, которая тянется к его босым ногам, а позади Тоби — его тень, которая тянется к двери. Можно пройти всю эту комнату, следуя по мосту наших взаимосвязанных душ. Может быть, река под нашим мостом — тётя Вайолет. Я не собираюсь спорить с Тоби о том, что он будет делать дальше, потому что в данный момент я вижу себя его глазами, и если бы мы поменялись местами, моей единственной заботой было бы его защитить. К чёрту всю коррупцию в мире. Я чувствую, что мы сейчас подбрасываем очень важную монету, и Тоби контролирует ситуацию. Если он скажет, что нужно оставить эту невыполнимую миссию позади и двигаться дальше, я так и сделаю. Я могла потерять Лену и Генри. Всё зашло слишком далеко. Я не буду рисковать Тоби.

— Послушай, Тоби. Я так тебя люблю, и я не могу тебя потерять. Я должна была понять это давным-давно. Нам нужно перестать вести себя как запуганные отшельники. Нам нужно стать достаточно смелыми, чтобы держаться вместе. Я сделаю всё, что ты скажешь. Если скажешь, что нужно уйти, я уйду. Я не хочу больше никому причинять боль, особенно тебе.

Кажется, он чувствует облегчение оттого, что я передала ему бразды, вожжи, называйте как хотите. Кажется, он рад, что я решила так поступить, хотя это решение вызвано лишь страхом потери. Кажется, он согласен с этим выводом, на который у нас обоих ушло слишком много лет. Я вижу всё это в его глазах, когда он смотрит в мои, и ему снова шесть, а мне десять, и наш дом битком набит полицейскими, и у нас одна боль на двоих.

— В том-то и дело, Грета, — говорит он. — Мы с Леной… — Он выдерживает паузу, и честное слово, изо всех сил пытается сдержать улыбку, когда произносит имя Лены. Боже мой! Какого чёрта? Так быстро? А я знала. Я с самого начала знала, что они влюбятся друг в друга. — Вчера вечером это обсудили, и сначала я пытался с ней спорить. Но она права. Ты не можешь всё это бросить, и никто из нас не может. Всё зашло слишком далеко, и нужно действовать дальше. Мы не собираемся рушить мир или оставлять большую вмятину, но у нас есть шанс на круги по воде, а ты знаешь, что для меня значит рябь.

Мне очень хочется рассмеяться, но я держусь, потому что от смеха мой череп будто