Соучастник убийства.

– Сбежавший знал, что второго застрелили?

– Мы услышали шум заведенного двигателя через несколько секунд после выстрелов. Не сомневаюсь, что они спугнули преступника, но он не мог знать, застрелили его товарища или нет.

– В таком случае ты ошибаешься: я не третий человек, кто знает об этом. Есть еще один: тот, кого вы спугнули.

Мерси кивнула.

– Начни с самого начала.

Килпатрик, запинаясь, рассказала историю, от которой у Трумэна волосы встали дыбом. Проникновение в дом. Нападение: сначала на Роуз, потом на нее. Выстрелы. Полицейский видел жуткие фотографии с места убийства Дженнифер Сандерс и Гвен Варгас. Мерси и Роуз чуть не разделили их участь.

Дейли молчал, переваривая обрушившиеся на него мрачные новости.

– А где труп? – наконец спросил он.

Казалось, Мерси была готова рассыпаться в прах.

– Леви спрятал тело.

– А, черт… – Трумэн встал и прошелся по кругу, приглаживая руками волосы. Еще одно преступление, за которое ее и Леви могут судить. – И где же, черт побери, он его спрятал?

Она молчала.

– Давай, выкладывай.

Конский хвостик упал на плечо; Мерси покачала головой, ее взгляд стал отстраненным.

– Это ноша Леви. Я не собираюсь утяжелять ее.

Нет тела – нет доказательств.

Она подошла к последней черте. Ее рассказ – это всего лишь рассказ без вещественных доказательств в виде тела.

Трумэн снова сел и взял ее ладони в свои. Мерси попыталась вырваться, однако его хватка оказалась крепкой.

– Я здесь, чтобы поддержать тебя. Вместе мы найдем способ выпутаться.

– Нет. Никто не должен знать об этом.

– Я никому не расскажу.

Он действительно не собирался. Он уже определился, какую роль будет играть в ее драме.

Принятое простое решение удивило его самого. Ему следовало испытывать внутреннюю борьбу, однако Трумэн просто заглянул в свое сердце – и сразу узнал ответ.

Мерси честный человек. Если б она стреляла без веской причины, то призналась бы.

Черта с два я позволю причинить ей вред из-за этого старого преступления.

Возможно, такой выбор неправильный, но это его выбор, и Дейли собирался стоять на своем.

Людям свойственно ошибаться. Мерси и Леви виноваты в некоторых неудачных решениях. Но никто не может отрицать, что они имели право стрелять, поскольку сестры Килпатрик подверглись нападению.

Я нарушил свои моральные принципы?

Трумэн переступил черту, которую никогда не думал пересекать. Как сотрудник правоохранительных органов, он обязан сообщить, что ему известно об убийстве и сокрытии преступления. Как порядочный человек – обязан сделать то же самое. Но в данный момент все это казалось несущественным по сравнению со стрессом, который испытывала сидящая перед ним женщина.

Могу ли я жить дальше, смирившись с принятым решением?

Определенно.

– Твой отец не хотел еще сильнее портить и без того шаткие отношения с Джосайей Бевинсом? Поэтому отказался поговорить с ним?

Мерси кивнула с таким трудом, будто ее голова весила фунтов пятьдесят.

– Когда я указала ему на то, что пытавшийся проникнуть в дом человек мог быть убийцей тех двух девушек, отец лишь отмахнулся. Я сказала, что, не попытавшись докопаться до истины, мы ставим под угрозу других женщин. Когда он снова отказал, я поняла, что больше не могу жить с ним под одной крышей.

– И как же он мотивировал отказ? – Трумэн начинал догадываться о логике ее отца.

– Сказал, что другие женщины нас не касаются. Нас должны волновать только наши.

Его догадка оказалась верна.

– И тебе это не понравилось?

Трумэн с удовлетворением отметил, что она одарила его кислым взглядом. Первый признак возвращения прежней Мерси.

– Думаю, дело в разнице мировоззрений, – она пожала плечами. – Если видишь лежащий на дороге гвоздь, почему не убрать его, чтобы он не проколол кому-нибудь шину? С какой стати бездействие – разумный выбор, когда речь идет о потенциальном убийце?

– Тебе тогда было восемнадцать, верно? А Леви еще старше. Вы могли обратиться в полицию, – заметил Трумэн. – Незачем было ждать одобрения отца.

Мерси рассмеялась.

– Тогда мы не воспринимали полицию всерьез. Полицейские – это всего лишь парни, которые штрафуют за неправильную парковку и превышение скорости. Авторитетом и блюстителем закона в городе был Джосайя Бевинс. Если жители нуждались в ответах на вопросы и решительных действиях, то обращались к нему.

Трумэн начал было возражать ей, но тут же закрыл рот. Сколько раз он слышал, как мэр и даже Ина предлагали выслушать мнение Джосайи Бевинса, прежде чем пойти на какой-то новый шаг? Трумэн думал, что все из-за того, что этот человек заседал в городском совете. А не потому, что все боялись его до смерти.

Повлиял ли Джосайя на принятие мною решений?

Нет: это Трумэн мог сказать с уверенностью. Ему не доводилось вступать в конфликт с Джосайей Бевинсом. Пока не доводилось.

Я более чужой в этом городе, чем думал. Никто не сказал ему ни слова о статусе Джосайи. Горожане ждали, что он станет вести себя как все? Тогда получат сюрприз. Трумэн всегда был готов постоять за то, что считал правильным.

Майк знает, каким авторитетом пользуется его отец?

Конечно, знает. Видимо, это одна из причин, почему он хочет уехать.

– Ты думаешь, что второй нападавший – один из людей Джосайи.

Неохотный кивок.

– Именно. Роуз не была полностью уверена, где именно слышала прежде этот голос. Этих доказательств оказалось недостаточно, чтобы я и Леви сами вызвали Бевинсов на серьезный разговор. Но отец мог это сделать.

– И ваш отец не хотел иметь к этому ни малейшего отношения?

– А Леви тогда встал на его сторону, – с горечью сказала Мерси. – В моей семье традиционно силен патриархальный уклад. Когда я пригрозила пойти одна, Леви стал относиться ко мне враждебно. Отец сказал, что, пойдя к Джосайе с обвинениями, будто потенциальный убийца работает на его ранчо, я разрушу нашу семью. И он прав. Все родственники мужского пола умоляли меня забыть о происшествии и затем проявили враждебность, когда я ответила, что не могу. Женщины встали на сторону мужчин.

– И ты не смогла больше жить со своими родственниками, помня случившееся.

– Не смогла. И не могла жить по таким допотопным правилам. Тогда Леви был сторонником взглядов «защищаем только своих женщин», но с тех пор, слава богу, изменился. А вот Оуэн – нет. Все еще не разговаривает со мной. Мои сестры, думаю, в целом готовы забыть прошлое.