– Признаться, при виде тебя у меня было побуждение сбежать, – отвечает он с кривой усмешкой. – Мы думали, что у нас больше времени, чтобы… чтобы все уладить.

Понимаю, я была последней, кого он рассчитывал увидеть, отпирая дверь. Но мне до сих пор неясно, почему он поселился здесь. Я опять сажусь и смотрю на него как во сне.

– Ты ведь еще не все мне рассказал?

Он кивает, и я чувствую, что сползаю с табурета.

– Отец устроил на кухне пожар: побежал отвечать на телефонный звонок и оставил на огне сковородку. Они жили здесь два с половиной месяца, пока шел ремонт у них на кухне.

У меня падает сердце. Мое место было здесь, а не… Я развлекалась в Провансе, пока они…

Оуэн хмурится, я перестаю дышать.

– Если честно, я застал здесь полный хаос, когда вернулся. Но мы налегли все вместе, а еще мы постарались скрыть все это от тебя, чтобы ты не прыгнула в машину и не помчалась домой.

– Это же и есть моя роль, Оуэн. Если это не так, то кто я такая и зачем?

– Ты заслуживаешь хотя бы небольшой передышки, чтобы позаботиться о самой себе, вот и все. Мы очень тобой гордимся, Ферн, и в кои-то веки постарались тебя пощадить.

– Гордитесь?

Он вздыхает:

– Так или иначе, мы не мыслили себя без тебя, Ферн. Представь, нам захотелось отплатить тебе за все добро, которое ты делала. Эйден сказал нам, что ты продала несколько своих картин.

– Эйден вам сказал?..

Он пропускает мои слова мимо ушей.

– Я им говорил, что ты расстроишься, но мать с отцом и Ханна настояли на своем. Когда я вернулся, было не время тебя тормошить, потому что мать объявила отцу бойкот: ремонтники устроили в кухне черт знает что, а он и не заметил. Прости, Ферн, ты очень чуткая, с тобой трудно говорить, когда надо что-то утаить… Проще было вообще помалкивать. Теперь ты объясни, почему вернулась раньше времени?

Я вернулась, чтобы понять, кто я такая и что осталось от меня прежней, если осталось что-то вообще, прежде чем вернется Эйден.

– Я приехала, потому что думала, что, живя здесь одна, все равно буду рядом с вами. И что теперь? Мне переехать в отель? – спрашиваю я наполовину в шутку.

– Отцу приходится перекрашивать весь дом из-за дыма, поэтому, думаю, ты не будешь возражать, если я поживу здесь? Я не хотел ему мешать, в таком состоянии я все равно ему не помощник.

Его дурацкий вопрос вызывает у меня смех. В следующую секунду мои глаза наполняются слезами.

– Я стану тетей… – недоверчиво шепчу я.

– Знаю, сначала в это трудно поверить. Я стану дядей, что это, как не сюрреализм? У Ханны и Лиама тоже сначала был шок, а потом они начали безумно ликовать. Все мы помирали от желания рассказать об этом тебе, Ферн.

Я киваю. На свете происходят вещи куда хуже этого. Знаю, Ханна и Лиам будут отличными родителями.

– У тебя тоже потрясающие новости, Ферн: тебя ждет совершенно новая карьера. Мы так рады за тебя!

– Откуда об этом узнал Эйден? Я не говорила ему о продаже двух своих картин.

Шорох у входной двери заставляет меня обернуться. Мой рот сам по себе распахивается на всю ширину.

Передо мной стоит Эйден.

– Придется устроить тебе мастерскую. Например, поставить в саду бревенчатый домик. Пространство для тебя одной! Что скажешь?

Я таращусь на Эйдена в полном недоумении, потом оглядываюсь на Оуэна, который смущенно пожимает плечами.

– Лучше я скроюсь. Вам надо побыть вдвоем, – говорит он испуганно и в считаные секунды исчезает. Эйден даже глазом не ведет.

– Я думал, что знаю тебя, Ферн, так же хорошо, как самого себя. А как иначе, тринадцать лет – внушительный срок. Но ты меня удивила: оказывается, ты художница! Ты бы полегче с сюрпризами, детка. Без тебя, конечно, скучно, это чистая правда, но все-таки… Словом, добро пожаловать домой, Ферн.

Мы смотрим друг на друга, как два незнакомца. Но проходит секунда-другая – и мы кидаемся друг другу в объятия. Эйден так крепко меня стискивает, что у меня перехватывает дыхание и выступают слезы на глазах. Дар речи возвращается к нам только через несколько минут. Я смотрю на него и вижу на его лице непередаваемое замешательство.

– Что тебя заставило вернуться так рано? – то ли шепчет, то ли хрипит он.

– Мне нужно было увериться, что жизнь продолжается, – сознаюсь я.

Он стонет и почему-то отстраняется. В его глазах мелькает испуг. У меня по позвоночнику бежит отвратительный холодок, как будто мне за шиворот плеснули ледяной воды.

– Ты-то что здесь делаешь? – сурово спрашиваю я его. Я была уверена, что он держит курс на Бангкок.

Вижу, он в смятении. Не зря я боялась: что-то здесь капитально не так.

– Я вернулся уже почти полтора месяца назад. На работе аврал, без меня еле-еле справлялись. – Он медлит, заметно нервничая. – Скажу тебе честно, когда тебя нет рядом, это никуда не годится. Без тебя я сам не свой.

Эйден берет меня за руки, крепко сжимает, смотрит мне в глаза. У него такой напряженный взгляд, как будто он силится заглянуть мне в душу. Его тревога буквально осязаема.

– Почему ты мне не сказал? Почему никто мне не сообщал о здешних событиях?

– Потому что я вернулся в самый разгар суматохи, и никто не хотел твоего возвращения в неподготовленном состоянии. Я не спорил, потому что мне тоже требовалось время, чтобы встали на место мозги. – У него честный взгляд, полный сожаления – и боли.

– Но… ты же сам захотел взять год на самокопание. Речь шла не обо мне, Эйден.

– Знаю. Из-за своего страха перед жизнью я, совершенно этого не желая, чуть не погубил все, что у нас было. Все, в чем я убедился, – это что без тебя я принимаю неверные решения. Я насмотрелся на красоты, Ферн, но из-за этого поставил под удар все остальное. Я совершил ошибку.

Я закрываю глаза и тяжело вздыхаю. Я со страхом ждала этого момента, открытия, касающегося меня самой и Эйдена. Правда, я думала, что успею пожить здесь одна и соберусь с мыслями до его возвращения. А оказалось, что он уже был здесь и сражался с той же самой дилеммой. Мне трудно это переварить. Что мы натворили с самими собой?

– Это я поставил нас в такое положение, детка, я слишком поздно понял, что это превратилось в испытание. Это могло кончиться по-разному. Соблазны…

Мне кажется, что мое сердце превратилось в кусок свинца.

– Давай будем честны друг с другом.

Я смотрю Эйдену в глаза. Он ведет меня в гостиную, усаживает на диван. Мы сидим рядышком, и я рада, что не должна смотреть на него в упор.

– Я надеялся, что мы просто упадем друг другу в объятия и все