время принять решение. Всем прочим полагалось покинуть зал. При воспоминании о Джоанне мне пришла в голову шальная мысль. Де Бетюн, де Шовиньи и Торн, направляясь к выходу, вели оживленную беседу, и мое исчезновение осталось незамеченным. Не найдя Джоанну там, где рассчитывал, я двинулся через толпу, выискивая глазами людей в капюшоне. Мне повезло. Заметив две накидки, коричневую и синюю, что исчезали в дверях, я бросился следом, расталкивая по пути людей и беспрестанно бормоча «с вашего позволения».

И точно, женщины в накидках направились к лестнице, которая вела в королевские покои. Я выругался, решив, что не успею их перехватить, но тут стая священников преградила им дорогу, и мне удалось вырваться вперед. У подножья лестницы я остановился, якобы поправляя шнуровку на сапоге, и распрямился как раз тогда, когда они поравнялись со мной.

Нужно было видеть прекрасное лицо Джоанны. Рот ее открылся, потом закрылся.

— Сэр Руфус! — выдавила она.

Ее придворная дама, которую мне не раз доводилось видеть, поджала губы, не одобряя такую встречу на людях.

Я преклонил колено:

— Какая неожиданная радость — увидеть вас, госпожа. Я полагал, что к участию в прениях допускаются лишь мужчины. Королю известно, что…

На щеках у нее выступил румянец.

— Ричард будет счастлив узнать, что я присутствовала.

— Уверен в этом, госпожа, — ответил я, хотя и сомневался, что она говорит правду. — Вы вернетесь, чтобы узнать о принятом решении?

Джоанна с вызовом посмотрела на меня:

— Да. Я собираюсь.

Я улыбнулся.

— Тогда, быть может, мы поговорим снова, госпожа?

Когда она проходила мимо, я шепнул ей на ухо:

— Увидимся позже?

Джоанна обожгла меня пламенным взглядом, так хорошо мне знакомым, и проговорила одними губами:

— Иначе и быть не может.

Уже грезя о предстоящем свидании, я смотрел ей вслед. Потом, решив присоединиться к де Бетюну и остальным, повернулся и чуть не столкнулся с Фиц-Алдельмом.

Его скуластое лицо светилось торжеством.

— Волочишься за своей возлюбленной?

— Не имею ни малейшего представления, о чем ты, — сказал я, намереваясь пройти мимо.

Он преградил мне путь:

— А вот я думаю, что имеешь.

Внутри колыхнулся страх, жестокий и неодолимый.

— Я иду поговорить с королем, — продолжил Фиц-Алдельм злорадно. — Сдается мне, вскоре после этого он вызовет тебя, и встреча едва ли окажется приятной.

Я отбросил всякую осторожность:

— А я следом расскажу ему о твоей тайной встрече с Филиппом.

— Что?!

Он отпрянул, как собака, которую дернули за поводок.

— Что слышал, — отрезал я. — О том, как ты и де Гюнесс тайком, как два лазутчика, пробирались через подземный ход тамплиеров. Какое предательство ты затеял?

— Ты не мог видеть, как я шел через подземный ход!

— Один жандарм видел. Государю не слишком понравится, что ты тайно посещал покои французского короля. Зачем еще это делать, если не с целью совершить измену?

— Свидетельство жандарма против моего слова и гроша не стоит, — процедил Фиц-Алдельм.

Он был прав. Я это знал. И он знал.

Отчаянно пытаясь оберечь свою связь с Джоанной, я видел только один выход. Я посмотрел Фиц-Алдельму в глаза:

— Мы с тобой в одинаковом положении.

— С чего это вдруг? — осклабился он.

— Мы оба не хотим, чтобы король кое-что узнал. Я скрываю свои дела с королевой Джоанной, ты — свои шашни с Филиппом Капетом. Давай поклянемся на святых мощах, что будем молчать. Это распространяется на де Гюнесса и твоих жандармов, как и на моих.

— Идет.

Легкость, с какой он согласился, подтверждала его вину.

Надеясь, вопреки голосу совести, что не предаю Ричарда, я пожал Фиц-Алдельму руку. Мы уговорились встретиться позже в соседней церкви и принести клятву на кости ноги местночтимого святого, после чего каждый пошел по своим делам.

Найдя тихое местечко в тенистом дворике, я принялся обдумывать содеянное. Чувства накатывали волнами: облегчение при мысли, что наша с Джоанной связь останется тайной для короля; темный страх из-за того, что грязные делишки Фиц-Алдельма с Филиппом могут причинить вред Ричарду. Вскоре проснулось сознание вины. Чего стоит мое доброе имя, если сравнивать его, пусть только умозрительно, с жизнью государя? Ничего. Я мучился, жалея, что так поспешно заключил сделку с Фиц-Алдельмом. Но потом решил, что Рису следует и дальше следить за ним. Если удастся добыть неопровержимые доказательства, я пойду к королю. И даже если станет известно о моей связи с Джоанной, быть по сему. Однако я продолжал испытывать вину и впервые за время службы у Ричарда ощущал себя предателем. Мной овладело мрачное настроение.

Вскоре после этого объявился де Бетюн.

— Вот ты где, Руфус! Прячешься, что ли?

Я сослался на головную боль после выпитого накануне вина. Мы не проводили время вместе, так что ложь сошла с рук.

— Есть новости? Закончили обсуждать? — спросил я.

— Решение принято. Потому-то я и отправился тебя искать. Поспешим, иначе пропустим его оглашение.

Чувствуя, как меня, вопреки всему, охватывает возбуждение, я последовал за де Бетюном. У дверей в большой зал мы столкнулись с де Шовиньи и вошли вместе. Народу стало еще больше: люди набились в помещение, как сельди в бочку. Потребовалось пустить в ход локти, а де Шовиньи к тому же напомнил о своем родстве с королем. Так мы проложили дорогу к скамьям, откуда удобнее было наблюдать, как вершится история.

Архиепископ Иосций говорил что-то Ричарду, тот кивал с довольным видом.

— Королем останется Лузиньян, — поделился я с де Бетюном.

Тот посмотрел на государя:

— Похоже, ты прав.

Когда Иосций поднялся, наступила мертвая тишина. Я бросил взгляд на Ги, лицо которого подергивалось от волнения. Конрад, напротив, излучал спокойную уверенность. Мне стало любопытно, как он себя поведет, если моя догадка окажется верной.

— Знайте, что короли, знать и прелаты приняли решение. — Иосций сделал паузу, и над залом снова повисло напряженное ожидание.

— Конрад Монферратский! — выкрикнул кто-то.

Иосций строго посмотрел в ту сторону и снова дождался тишины.

— Мы решили, что Ги де Лузиньян останется королем до конца дней своих, но если он возьмет жену и родит сыновей или дочерей, те не смогут наследовать трон. Если Конрад и его супруга Изабелла переживут Ги, королевство отойдет к ним, а их наследники воспримут скипетр и получат право владения.

— Это несправедливо! — вскричал Ги.

Конрад тоже был недоволен.

— Я старше, — заявил он. — Чудовищно нечестно, что я наследую Ги только после его смерти. К тому времени и королевства-то не останется!

Обе стороны разразились взаимными нападками и оскорблениями. Порядок удалось восстановить, только когда Иосций велел стражникам постучать древками копий о пол. По-прежнему что-то бормотавшие себе под нос с мрачным видом Ги, Конрад