Яра пронеслась мимо, не подарив его взглядом. Томас едвауспел перегородить дорогу ее преследователям, обрушил меч справа налево,действуя, как славянский мужик оглоблей. Удар пришелся плашмя, одного вышиб,как чурку в лапте, тот улетел за дорогу, а второго достал концом, благодвуручный рыцарский меч размером в самом деле с оглоблю.

Двое успели подать коней в стороны, проскочили. Пятый,раздирая рот коню удилами, поднял его на дыбы перед Томасом. Рыцарь чуть подалконя назад, с мечом в руке приглашал к бою.

Однако противник, глядя через плечо Томаса, ахнул, конь подним опустился на все четыре. Томас крикнул оглянулся, снова обернулся к пятому.

Тот повернул коня и погнал его прочь. Конь под ним шатался,бока ходили ходуном.

Томас швырнул меч в ножны. По дороге ползали, роняя кровавыесопли двое, а еще двое лежали, как после косьбы на солнцепеке, будто в сладкомизнеможении разбросав руки и ноги. Калика держал коня Яры под уздцы, да тот ине пробовал вырваться — хрипел, ронял пену, дико вращал налитыми кровьюглазищами.

— А, это ты, — сказал Томас.

— Это она, — подтвердил калика.

Томас посмотрел мимо Яры.

— Прости, если помешал вашей охоте...

Она посмотрела холодно вдаль, но не мимо, а сквозь железногорыцаря с его доспехами, выкованными в лучшей миланской оружейной. Он ощутилэтот холодный взгляд у себя внутри, сердце дрогнуло и застыло, схваченноеледяными пальцами.

— Я просто ехала в земли бодричей, — сказалаона. — Куда ехали эти люди, я не знаю.

— Их беда, что неслись сломя голову, — вмешалсякалика. — Нельзя так! Вот и сейчас налетели сослепу, едва с ног не сбили.

Томас поглядел вслед последнему уцелевшему. Тот удалялся ужешагом, конь едва плелся. Вид у надменного Томаса был таков, что знай он, за кемгонятся эти пятеро, ни за какие пряники не стал бы вмешиваться.

— Шахрай вышлет новую погоню, — заметилкалика. — На этот раз настоящую.

— Он узнает нескоро, — бросил Томас. — Коньпоследнего уцелевшего вот-вот падет. А пешком до замка еще версты три.

— Если Шахрай уже не скачет вдогонку.

— А он может?

Калика кивнул, да Томас и сам видел, что спрашивать глупо.Шахрай бросит все силы, чтобы вернуть Яру.

— Догоняем, — ответил Олег.

Яра виднелась уже далеко впереди. Она ехала не оглядываясь,конь под ней медленно приходил в себя после скачки. Калика изловил трех коней,Томас поймал четвертого. Кони были измучены долгой скачкой, но еще моглипослужить, если чаще пересаживаться с одного на другого.

Догнали Яру, калика крикнул:

— Твой конь запалился. Томас предлагает пересесть на...полусвежего.

Оба, Томас и Яра, посмотрели на него с великим удивлением, аЯра еще и с недоверием Все же пересела, а Томас, похлопав заморенного конька повзмыленной шее, посочувствовал с фальшивым лицемерием:

— Ты прямо дракон!.. Такое нести...

Яра уже удалялась, ее конь шел бок о бок с конем калики.Держались они так слаженно, что у Томаса зачесались руки сбросить друга наземь,а самому ехать рядом со змеей с лиловыми глазами, вот так же касаясь своимстременем ее, где пламенеет красный сапожок из мягкой кожи.

Лес впереди стоял черной непроходимой стеной. Олег лишьсмерил его сумрачным взглядом, а в ближайшей веси хладнокровно продал коней.Яра лишь поморщилась, а Томас сказал с благородным негодованием:

— Сэр калика!.. Иногда мне казалось, что ты человекблагородного происхождения, а теперь за версту вижу, что ты даже не рус вовсе!

— А кто?

— Цыган! — заявил Томас убежденно. — Это онипостоянно продают да покупают коней.

Калика пожал плечами.

— Я продаю с выгодой. Мы продали восемь простых, акогда минуем лес с его буреломами, купим на эти деньги четверых добротных.

— Я и говорю, что ты цыган.

Калика замедленно запустил пятерню в рыжие волосы назатылке, почесал с наслаждением.

— Кто знает?.. Может, и цыган тоже.

Яра сказала ядовито:

— Не англ, точно. У цыгана так кошелек с деньгами несрежут.

Томас потемнел, полдня шел через лес такой подавленный имолчаливый, что даже Яре вроде бы стало жалко молодого рыцаря. Калика вел черезчашу, прислушивался. Дважды они слышали стук копыт, ругань, затем голосапреследователей стихли.

Отдыхать калика не давал, гнал и гнал через лес. Яра сновастерла ноги, но терпела, не желала унижающей человека жалости. Тем более отэтого отвратительного надменного бесчувственного англа, который весь в железе,как перловица в раковине, словно такой же слизняк и неумеха...

Она вспомнила его белую, нетронутую загаром грудь, густыекудрявые волосы на широких пластинах мышц, два узких шрама слева от ключицы, икровь прилила к щекам, а ноги потяжелели еще больше.

Привал был, как отпущение всех грехов. Яра ощутила такоеоблегчение, что едва не потеряла сознание. Мясо выпадало из ослабевших пальцев,а челюсти едва двигались. Она засыпала от изнеможения с куском хлеба в руке,когда донесся приглушенный голос:

— Они близко.

— Оставили коней? — спросил Томас.

— Шахрай все оставит, кроме этой женщины. Вот дурак, а?

— Ты сам говорил, на дураках мир держится. Затаимсяили...?

— Ты затаись, присмотри за Ярой. А я схожу посмотрю.

Послышалось шуршание, затем голос Томаса:

— Я пойду... Мы пойдем по твоим следам. Пока сможем,конечно.

— Лады. Как потеряешься, сразу схоронись и жди.

Шаги калики удалились, стихли. Яра с усилием разомкнула слипающиесявеки. Вздрогнула: темнота была такой, словно она не раскрывала глаз. Из тьмымедленно выступали деревья, а на темнеющем небе уже поблескивали звезды.

Томас властно поднял ее на ноги.

— Надо идти. Я помогу.

Яра вяло отстранилась, вложив в это движение все душевныесилы. И остаток телесных. В голове гудело, виски начало ломить тупой болью. Оначувствовала, как рыцарь вешает и ее мешок на свои плечи, но сделала вид, что незаметила. Пришлось бы благодарить, а кто знает, какой благодарности возжелаетэтот наглец, которому там какие-то на Востоке доказывали преимущества ислама.

Они шли в темноте, и она стукнулась о его спину так, чтодумала, собьет с ног. Наконец его сильная рука ухватила ее за локоть, удержала.

Несколько мгновений слушали ночь. Тишина стояла мертвая,даже она чувствовала что-то противоестественное в такой тиши. Наконец онарешилась освободиться от его руки, шевельнулась, но пальцы стиснулись с такойсилой, что едва не вскрикнула.