Одобрительный гул. «А вот это правильно, это дело!»

— Бить можно либо по голове, либо по корпусу, выше пояса. Ниже пояса бить нельзя, так как это подлый удар. Также нельзя бить в спину и в затылок сзади, когда противник отвёрнут от тебя, так как это подло.

— Шикарные правила! — выкрикнул кто-то из улыбающихся молодых бойцов.

— Третье. Если один поединщик выбил второго так, что тот находится в прострации и не может продолжать бой, добивать нельзя, это подло. Судья должен остановить бой и дать бойцу оклематься и продолжить поединок, и на всё ему даётся десять ударов сердца в спокойном состоянии. Эта ситуация называется «нокдаун». Во время нокдауна Судья должен досчитать до десяти, и если боец не встал и не продолжил, ему присуждается поражение, которое называется нокаут.

Снова гул.

— А чего названия такие… Эльфийские? — крикнул кто-то из опытных воинов.

— Это не эльфийские! У нас нет таких! — парировал Вилли, десятник и полюбовник моего родственничка.

— Я по чём знаю? — пожал я плечами. — Язык у них такой был, певучий. У тех воинов. — Нашёл в толпе глаза Анабель. Травница хмурилась «на камеру», в целом от моих новаций получала удовольствие. Вернулся к зачитыванию правил.

— Если боец в нокдауне встал и продолжил — бой продолжается. Но всего ему даётся три попытки. Если он падает в нокдаун третий раз, судья засчитывает нокаут и прекращает бой, победа присуждается его противнику.

— А это правильно! — новая реплика «из зала». — Нечего как сеньорите на поединке лежать!

Снова одобрительный гул.

— Отрок Марко, согласен ли ты биться по правилам древнего северного народа? Принимаешь ли ты правила и готов ли им следовать, или предложишь свой вариант боя? — вернулся я глазами к оппоненту.

Во дворе замка воцарилась тишина. Я не могу навязывать отроку правила дуэли, я могу только предложить. И если оппонент не согласен — обязан смириться. Скользкий момент, но именно тут давить я не мог. Потом — мы станем законодателем мод, и львиная доля разборок будет заканчиваться боксёрскими поединками, а не дуэлями. А после бокс уйдёт в ширнармассы. Вначале распространится среди всего воинского сословия, всех полков и подразделений, всех регионов, а затем его подхватит и простонародье. Правила наверняка «доработают», исковеркают, добавят свой что-то, это не будет нашим классическим английским боксом… Но это всё равно будет рукопашная схватка. И это будет потом, а не сейчас. Сейчас всё висело на волоске и зависело от слова одного человека.

— Я согласен драться по правилам древнего северного народа. Это был достойный народ, поклонявшийся суровым, но достойным богам, — согласился этот человек, и у меня отлегло от сердца.

Шум в толпе, в основном из-за окончания фразы, второй её части. Я говорил, что язычество тут не изжито, и церковь, устав бороться, решила возглавить? Так вот среди воинов, как среди самых склонных к разнообразной мистике людей, количество верящих параллельно в древних богов наибольшее. Под смертью люди ходят, их в любой момент убить могут — тут во что хочешь поверишь, чтобы выжить.

— Теперь судья. Он же — арбитр, — продолжил я. — Это должен быть уважаемый человек, и я для сегодняшнего поединка прошу стать арбитром консула Вермунда Большой Топор. Спрашиваю воина Марко, согласен ли он с моим выбором и считает ли Вермунда достойным и честным воином? Если не согласен — готов рассмотреть предложенную им ответную кандидатуру.

— Считаю. С выбором согласен. — Марко склонил голову. Вновь одобрительный гул. А как иначе, бывший сотник с сумасшедшим авторитетом. Поболее, чем у меня, юнца прыщавого. Я же подошёл к бортику с той стороны, где за действом лицезрел отцов друг.

— Консул Вермунд. Прошу посудействовать на нашем с отроком Марко Божьем Поединке. Побыть арбитром.

— Рикардо, я никогда не видел эту… Борьбу, — сформулировал он слово.

— Я озвучил правила. Больше там ничего нет. Главное следить, чтобы бой шёл по чести. И, Вермунд, любой не видел таких боёв. Никто. Кого ни попроси — будет первым. Я прошу тебя, как самого в замке уважаемого и авторитетного воина.

— Хорошо, я согласен. Что надо делать?

Показал, чтобы возвращался на ринг. Отошёл, взяв у канцлера другой пергамент, который протянул консулу.

— Арбитр перед поединком, или перед группой поединков, если это соревнование полка, например, даёт клятву чести, что судить будет по совести. И клятву свою должен держать. Консул Вермунд, прошу!

Мой военный министр вначале пробежал текст глазами, затем начал громко и медленно, вслух, зачитывать:

— Я, Вермунд Большой Топор, консул графства Пуэбло, соглашаюсь быть арбитром в поединке на Божьем Суде между отроками Рикардо и Марко. Клянусь судить непредвзято, дабы победил сильнейший, осенённый милостью светлых богов, и свидетельством тому будет моя честь!

Фоновый гул стих. Честь тут не пустой звук. Не знаю как по столицам, но у нас, на Юге, это СОВСЕМ не пустой звук. И Вермунд подписался сейчас на очень многое. Но с другой стороны, а как иначе?

— Так пусть же отроки Рикардо и Марко сойдутся в благородном поединке, и победит тот, на стороне которого великие боги… Великий бог! — самостоятельно поправился Вермунд, а я скрипнул зубами от досады, ибо реально продиктовал «великие боги», несколько раз, а исполнительный мудак Адольфо честно-честно всё записал.

— У-у-у-у…

— А-а-а-а-а…

— Э-э-э-э-э…

Конечно, всё было по-другому, никаких звуков, нормальные человеческие слова. Но со стороны слышалось именно так. Кажется, я произвёл маленькую революцию. Нехотя напомнил народу про язычество, говорить вслух о котором не было принято. Да, за упоминание о нём на кресте тебя не распнут, на костре не сожгут, но вот так, перед скоплением народа…

Кстати, насчёт Рима. Уж где, но среди воинов, римских легионеров, язычество в своё время держалось дольше всего, и победить церковники его смогли, лишь возглавив языческие процессы и праздники. Например назначив на день почитания бога солнца Митры день рождения Иисуса Христа, которые (праздники) вначале слились, а потом «остался только один», не раньше, чем через столетие.

А ещё на умном форуме читал, что многие «военные» псалмы растут ногами из язычества. А многие святые — это бывшие языческие герои, вплоть до «позаимствованного» христианами Георгия Победоносца. М-да, я сам не понял, какую силу разбудил, и пойму, похоже, не скоро.

— Падре, прошу. Помолимся… — Снова отступил я от края ринга, и вперёд вышел священник.

«Патер Ностер», ничего запредельного. На самом деле, невзирая на набожность, подавляющее большинство простых людей ничего дальше этой молитвы не знает. А оно и не надо им знать — за них священники помолятся, ты только полномочия им делегируй. Причастись, исповедуйся, подай пожертвование… И святые отцы будут вместо тебя правильно денно и нощно молиться. А лично тебе и «Отче наш» выше крыши хватит. Тёмные времена!