начал чувствовать, что умираю с голоду.

Когда я вернулся, Люциан сидел на кровати. Он выглядел по-другому; что-то случилось.

— Где ты был прошлой ночью? — Он многозначительно посмотрел на мои забинтованные руки.

— Брось это, Люциан. Это не имеет к тебе никакого отношения.

— Дай угадаю, еще какие-нибудь меры, чтобы держать «это» под контролем? — В его голосе звучал сарказм. — Посмотри на себя, Блейк. Это того не стоит. Ты сильнее. Ты должен бороться, не теряя себя в процессе.

— Теряя себя? — Я усмехнулся и покачал головой. — Ты что, слепой? Неужели я единственный, кто это видит? Это я сражаюсь, Люциан! — Последнюю часть я прокричал. — Если я не буду делать дерьмового дерьма, зверь возьмет верх. Я не ожидаю, что вы поймете что-либо из этого. Это не тебе приходится жить с последствиями. Отпусти это.

Он смотрел на меня еще некоторое время, а затем повернулся и вышел за дверь.

Скатертью дорожка.

Я надел наушники и слушал музыку, делая записи в дневнике. Я изливал чувства на странице, с чем я на самом деле пытался бороться, а это был уже не зверь, а отродье.

Должно быть, я снова отдалился, так как мне приснился сон о белом рыцаре. Это каким-то образом всегда пересиливало любые другие кошмары, даже ужас смерти Ночного Злодея. Сон о том, что на меня претендуют тысячи рыцарей, душил меня. Убивал меня. Это было хуже, чем убить кого-либо.

В понедельник я держался особняком. Около обеда я осторожно вернулся в этот мир. Я дал себе день, чтобы подуться, всего один день, а потом двинулся дальше.

Я ел как зверь, каким и был, и когда заканчивал, Джордж плюхнулся на стул передо мной.

— Я, блядь, не могу в это поверить. — Он был раздражен, расстроен.

У меня действительно не было ни времени, ни терпения разбираться с его дерьмом тоже.

— Во что ты не можешь поверить? — сказал я, поддразнивая его.

— Ты можешь поверить, что Ирен заставляет меня драться с Бекки? Серьезно, только потому, что она видела, как какую-то девушку убило током у озера, не значит, что это моя настоящая всадница.

— Джордж. — Я покачал головой. — Все знают. Неважно, как сильно ты пытаешься бороться с этим, все кончено. Они знают, что она твоя всадница, и, что еще хуже, она больше, чем просто твоя всадница. Она — твой дент. Чего не случалось чертовски долгое время.

— Что? — Джордж казался шокированным.

— Ты, блядь, облажался, ясно? Смирись с этим.

— Смирись. Ты бы смирился с этим?

— На кону не моя задница, — сказал я.

— О, чувак, — начал он.

Я прервал его; я просто не мог.

— У меня нет желания разбираться с твоим дерьмом, Джордж. Если ты не хочешь, чтобы она стала твоей всадницей, тогда убей ее на ринге. Это так просто.

Если тебе нужно было убить, чтобы не стать заявленным, что ж, Колизей был единственным местом, где можно было это сделать.

В последующие дни я избегал всех. Держался подальше от Ирен, хотя мой дракон тосковал по ней, и я держался подальше от отродья.

Я увидел ее однажды вечером в кафетерии. Люциан сидел рядом с ней. Они смеялись, в то время как тошнотворное чувство в моем животе усилилось.

Что это было? Было ли это знаком? Пыталось ли мое тело сказать мне, что она достойна заявить на меня права? Не сегодня, очевидно, но когда-нибудь? Единственным, у кого был такой эффект или что-то подобное, был Люциан.

Я встал с подушки и подошел к их столику. Люциан бы понял. Он бы знал, почему я ничего не сказал раньше, но я больше не мог так жить. У меня просто больше не было сил.

Я остановился, и все они посмотрели на меня. Сестра прищурила глаза. Бекки подняла одну бровь и неловко посмотрела на Люциана, который прищурился.

— В чем дело, Блейк? — спросил он.

— Я больше не могу этого делать, — вздохнула я.

— Делать чего?

— Ты прав во всем.

Он нахмурился.

— Я не понимаю, — сказал он.

Я покачал головой. Было странно, что зверь был так спокоен. Это, должно быть, она. Это должна была быть она.

— О том, кто она такая. Дракон знает, Люциан.

Его глаза округлились. Он понял, о чем я говорил, и посмотрел на отродье.

Она понятия не имела, о чем я говорю.

Нерешительно спросил Люциан:

— Нам нужно рассказать мастеру Лонгвею. Почему ты рассказываешь мне об этом сейчас?

— Потому что я больше не могу этого делать. Я больше не могу держаться. — Я сдался. — Я хочу, чтобы это закончилось.

— Хорошо, — сказал он и посмотрел на отродье.

— Что? — она неловко улыбнулась.

— Нам нужно пойти к мастеру Лонгвею… Блейку, мне и тебе.

— Почему мне? — Она с трудом сглотнула, и ее голос звучал растерянно, даже испуганно.

— Потому что ты та самая.

— Что? — закричала она. — Нет, нет, это, должно быть, ошибка.

— Здесь нет ошибки, — отрезал я. — Дракон всегда знает, точно так же, как Джордж знает, что Бекки — его всадница. Он просто не хотел этого говорить. Мне жаль, что я ничего не сказал раньше. Это сложно.

— Люциан. — Она покачала головой. — Я не могу этого сделать. Пожалуйста, не заставляй меня делать это.

— Все будет хорошо. Доверься мне.

Она выглядела так, словно собиралась заплакать, мне не следовало ей говорить. Все в кафетерии наблюдали за происходящим. Все драконы, все учителя. Они не могли поверить в то, что я говорил.

Именно тогда я проснулся.

Я тяжело дышал. Часть меня все еще была рада, что я наконец кому-то рассказал, это означало, что моя борьба закончилась. Почему мне это приснилось?

«Потому что это твоя жизнь, Блейк. Ты мой, а не принца Тита, не этой маленькой ничтожной девчонки. Ни один из них не спасет тебя. Ты мой, мой, мой».

Тьма вернулась, а была всего лишь среда. Четыре дня. Убийство удержало безумие на расстоянии всего четырех дней. Становилось все труднее отгонять темноту.

Я вздохнул. Зверь никогда не позволит мне кому-либо рассказывать. Никогда не позволит мне заявить о себе.

Темнота собиралась поглотить меня, и это был бы мой конец.

***

Я снова пошел повидаться с Ирен. Она не задавала глупых вопросов, как Табита и Люциан. Быть с ней действительно помогало, но этого уже было недостаточно.

Мы снова использовали Каинов Огонь, совсем немного, и я потерял сознание в объятиях Ирен.

Она выпихнула меня из своей башни около трех часов утра, и я принял еще Каиново Огня, когда добрался до комнаты.

Почему Ирен больше не было достаточно?