– Ах, оставьте! – Капитан закричал, как кричал он,должно быть, в шторм на своей канонерке. – Я его терпеть не мог, этоверно, но не боялся. Ну, рассказал бы он, посмеялся бы надо мной еще раз, а чтоеще он мне сделать мог? Да стал бы я из-за такого мелкого мерзавца грех на душубрать! А что вам сразу не рассказал, то виноват, струсил. Думаю – аптекарь,яд, – сразу меня и заподозрят.

– Ну что ж, Орест Николаевич, я все понял, спасибо вамза разъяснение, – вздохнул Горецкий, – вы свободны.

* * *

Похороны устроили под вечер. Два солдата вырыли могилунеподалеку от татарского кладбища, положили тело в самодельный дощатый гроб изабили крышку.

Капитан Сильверсван прочел молитву и сказал несколько слов отом, что все мы смертны и что нельзя об этом забывать. Помолчали немного, всембыло неловко.

– Давайте, ребятушки! – махнул Колзаков солдатам слопатами.

Земля гулко стучала о крышку гроба. После солдаты поставилигрубо сколоченный крест и ушли. Полковник Горецкий в похоронах участия непринимал, Саенко тоже куда-то запропастился. Юлия Львовна держалась в сторонкеи старалась не встречаться с Борисом взглядом.

Горецкий провел это время, сидя в полутемной комнате, куря иразмышляя.

Наконец он решился, собрал в стопочку листки с записями ивышел в большую комнату как раз, когда унылая компания вернулась с похорон.

– Господа! – обратился Аркадий Петрович квошедшим. – Я знаю, что эта история вам порядком надоела. Мне тоже естьчем заняться. Но я прошу вас посвятить расследованию еще один вечер. Дело втом, что я нахожусь в тупике. Я долго беседовал со всеми вами, выслушал всех ипришел к выводу, что отравить Стасского в принципе мог каждый из вас. Мотив вовсяком случае был у каждого, Стасский всем был неприятен. Теоретически укаждого была возможность всыпать яд в вино Стасскому, потому что он с бокалом вруке кружил по комнате, даже ставил его на стол и находился иногда вне полязрения. Итак, я призываю вас мобилизоваться и помочь мне устроить следственныйэксперимент.

– Что еще такое? – недовольно заговорил Ткачев.

– Мы воссоздадим обстановку вчерашнего ужина, каждыйприпомнит, где он находился, что делал и говорил. И, возможно, тогда я смогупонять, кто же из вас говорит не правду, кто отравил Стасского… Вы согласны,господа? Обещаю, что если эксперимент не удастся, я оставлю вас в покое.

– С трудом верится, – пробурчал Борис.

– Я согласна, – неожиданно произнесла ЮлияЛьвовна, внимательно глядя на Горецкого.

Он поспешно отвернулся.

– Я тоже согласен, – поспешил Сильверсван.

– А я – как все, – улыбнулся Колзаков.

Остальные только кивнули. Горецкий подозвал невесть откудапоявившегося Саенко и стал тихо с ним совещаться.

– Нет нигде… трудно искать… татар в деревню понаехалона похороны Мусы… всех не проверишь… – донеслось до Бориса бормотаньеСаенко.

Он отошел в сторону, потому что ему надоели интриги.Украдкой он поглядывал на Юлию Львовну и все думал: она или не она? И если неона, то кто же?

* * *

– Итак, – начал Горецкий, – первыми в комнатупришли покойный Стасский и лейтенант. Как я уже говорил, роль Стасского будуиграть я. Господин лейтенант, где вы стояли? Примерно здесь? – Горецкийвстал рядом с Ткачевым и окликнул Бориса:

– Борис Андреич, когда вы вошли, что вы наблюдали?

Ордынцев вошел в комнату, окинул ее взглядом.

– Стасский стоял чуть левее… так, правильно. А господинлейтенант – вполоборота к нему. Когда я вошел, они разошлись. Да, примерно так.

Полковник и лейтенант изобразили мимическую сцену иостановились в разных концах горницы.

– Так, вы стояли там же, где сейчас? – уточнилГорецкий и сделал пометку на своем листе. – Теперь вошли Колзаков,Сильверсван и Юлия Львовна. Прошу, входите!

Все трое вошли друг за другом. На открытом лице Колзаковачиталась неловкость оттого, что он занят таким глупым несерьезным делом.

Горецкий сверился со своими записями и громко сказал:

– Фатима-ханум, прошу!

Фатима, как обычно закутанная до глаз, вошла в горницу,внесла, как в роковой вечер, хлеб и изюм. Сама ее поза, наклон плеч, Крометрадиционной покорности, выражали скорбь и недавно перенесенное горе. Онапоставила тарелки и вышла. Колзаков, вспомнив свою прежнюю реплику, повернулсяк гостям и произнес:

– Извините, господа, у нас только два… теперь ужетолько один приличный бокал. Для самогона и кружки подойдут, а хорошее вино изних пить не годится.

Горецкий заглянул в свои записи и сказал:

– Сейчас Стасский сделал очередной свой выпад… БорисАндреевич его одернул… – Да, я сказал: «Найдите себе другой объект длянасмешек». Стасский сделал вид, что ни над кем не насмехался… – Потомподошел черед реплики Ореста Николаевича. – Горецкий снова справился сосвоими записями, затем подошел к Ткачеву и, взяв его за плечо, осторожноповернул:

– По-моему, Владимир Антонович, вы стояли немного нетак.

Ткачев удивленно взглянул на него, пожал плечами, ноподчинился.

– Орест Николаевич, ваша реплика! Сильверсван, наморщивлоб, постарался припомнить свои слова:

– Господа, сейчас не время ссориться. Наш долг забытьразногласия и объединиться перед лицом красной опасности… После моих словСтасский снова сказал колкость… – Да, и затем капитан Колзаков открылбутылку и разлил вино в бокалы. Я попрошу вас, господин капитан, сделать всетак же, как и в тот вечер, только вино налить для Юлии Львовны в кружку, –простите меня, сударыня, второго бокала нет, а для нашего эксперимента особенноважен тот бокал, из которого пил Стасский.

Юлия Львовна согласно кивнула. Колзаков открыл бутылку иразлил вино.

– Теперь, господин лейтенант, вы должны начать своепрочувствованное выступление, – обратился Горецкий к Ткачеву, – есливы не вспомните его дословно – не страшно, но постарайтесь двигаться примернотак, как в тот вечер… А вы, господа, поправляйте его, если что-то будет не так.

– Господа, – неуверенно, без прежнего воодушевленияначал Ткачев, – в этом году мне не удалось отпраздновать Рождество. Насамый праздник пришлась эвакуация из Новороссийска, это было так страшно…Впрочем, вы все это знаете.

– Еще бы, – подтвердил Борис.

– Так вот, – продолжил Ткачев, и голос его постепенноокреп и набрал почти такую же силу, как в роковой вечер, – я предлагаю вамсегодня отпраздновать Рождество. Конечно, это несвоевременно, совершенно несоответствует календарю, но прежде я никогда не пропускал этот праздник. Вмирное время вея семья собиралась вокруг елки… В этом был такой уют, покой,такое счастье… Так давайте отпразднуем Рождество сегодня, вопреки календарю! Унас есть хорошее вино, с нами прекрасная дама. – Ткачев, как и в первыйраз поклонился Юлии Львовне, но она не ответила ему улыбкой.