Да и про то, как в плену жили… кое-что, коротко.

«Вот почему тогда, после разговора, у нее было такоестрашное лицо», – понял Борис.

– Идите, голубчик Николай Иванович, спасибо вам зарассказ, – мягко проговорил Горецкий.

"Получив письмо, она не могла не приехать, –стучало у Бориса в мозгу, – и опоздать не могла, она бы прилетела птицей…Но раз она не приехала, значит, получила письмо слишком поздно, когда уженезачем было ехать. Стасский по лени или по вредности характера вполне могнарочно передать письмо позднее.

Несомненно, она сохранила о нем самые плохие воспоминания. Авчера, после рассказа Колзакова, она узнала, что жених ее погиб в плену из-затого, что слишком долго ждал ее и отстал от своих… То есть погиб он, всущности, из-за Стасского…"

Борис вспомнил, как вчера весь вечер глаза Юлии Львовныгорели странным темным огнем, как она молчала весь вечер и только смотрела наСтасского так странно… «Она вполне могла его отравить! – внезапно понялБорис. – Вполне могла отравить, чтобы отомстить за смерть любимогочеловека. Господи! И ее порыв потом, ночью, что ни говори, а она вела себя странно…Хотела меня спасти… О любви в ту ночь не сказала ни слова… Но, – тотчасустыдился Борис, – она действительно вернула меня к жизни, а что тогоподонка нет на свете, так туда ему и дорога. Но все же, хладнокровно всыпать ядв стакан человеку и спокойно смотреть, как он умирает… – это простоШекспир какой-то!»

– Борис Андреевич, – внимательно глядя на него,спросил Горецкий, – вы ничего не хотите мне сказать?

– Нет! – закричал Борис, вставая и опрокидываястул. – Не ждите от меня никаких рассказов! – И добавил, не в силахсдержаться:

– Вам нравится мучить людей? Для этого вы затеяли всеэто дурацкое расследование, чтобы изучать поведение личности в экстремальныхусловиях? Я видел, с каким интересом вы расспрашивали Колзакова! Вы простосмаковали подробности!..

– Поручик!!! – гаркнул полковник Горецкий. –Вы забываетесь! Немедленно прекратите истерику!

Пенсне его соскочило с носа и болталось на шнурке. Сновапрофиль его был чеканен, а взгляд пронзителен.

– Пойдите и приведите себя в порядок, – строгосказал полковник, – водой холодной облейтесь, что ли… –Слушаюсь! – Борис крутанулся на каблуках и вышел.

Сразу за дверью он столкнулся с Юлией Львовной,сопровождаемой Саенко. Она стояла напротив, выпрямившись, высоко подняв голову,и от этого казалась еще выше ростом. Она заглянула Борису в глаза. Определенно,эта женщина умела читать в человеческих душах, во всяком случае с Борисом это унее получалось.

Она поняла все, что Борис думает о ней, и вздохнула. Глазаее чуть сощурились, возле губ выступили две презрительные морщинки. Бориспосторонился, и она молча, отведя взгляд, прошла мимо.

– Может перекусить чего, ваше благородие? –сердобольно предложил Саенко.

Борис молча мотнул головой.

– Все говорят и говорят, – бурчал Саенко, идяследом, – цельный день сплошные разговоры разговаривают. А покойник лежити, между прочим, всем мешает. Нет бы как люди, закопать скорей по-христиански сБогом да и поминки устроить. Так нужно людей морочить, и покойника томить. ЧайНе вобла, чтобы на жаре вялиться! Вот татаре, так за своего Мусу сразу взялись.Фатима не бегает да не ищет – кто да за что? Потому как у ней – первое деломужа как положено, проводить… Нет, я так скажу, хоть и подлый народ татаре, апро покойников лучше нашего понимают…

Юлия Львовна села на предложенный полковником Горецким стули закурила. Он украдкой посматривал на нее из-под пенсне. Красивая женщина,даже сейчас, здесь, в простом сером платье, с коротко остриженными волосами,без всяких этих женских безделушек, видна ее благородная породистая красота. Нотакже проницательна и умна. Сочетание красоты и ума вообще редко встречается вженщине, а эта еще обладает сильной волей и здравым рассудком. Не боитсясмерти, раз видела ее столько раз, работая медсестрой. Опять же, могла достатьгде-нибудь яд… – Скажите, полковник, вам очень хочется, чтобы это сделалая? – прервала затянувшееся молчание Юлия Львовна.

– Что? – От неожиданности Горецкий не нашелся чтоответить.

– Вам очень хочется доказать, что поручика Стасскогоотравила я? – повторила она свой вопрос и продолжала:

– Красивая женщина – убийца, месть… в общем, ледиМакбет в деревне Ак-Тыкыр.

– Действительно, вы похожи на шекспировскихгероинь, – согласился полковник, – в этой бедной обстановке вывыглядите как опальная королева.

– Вы, господин Горецкий, романтик, – протянулаона, улыбаясь.

– Вы удивлены? – рассмеялся полковник, носообразил, что она нарочно уводит разговор в сторону и собрался смыслями. – Сударыня, давайте оставим разговор о моих желаниях. Я беседуюсо всеми, вот дошла очередь и до вас. Вы уж простите, но господин Колзаковрассказал мне о последнем вашем разговоре.

Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего жениха.

– Это было давно. – Она отвернулась, помолчаланемного и снова подняла глаза на Горецкого.

– Итак, вы выяснили, что у меня был мотив для убийстваСтасского. Ведь если бы он передал мне письмо вовремя, возможно, Борис не попалбы в плен и не погиб.

– Борис? – переспросил полковник.

– Ну да, мой жених, поручик Борис Юрьевич Богуславский.Стало быть, по-вашему, я узнала от Колзакова про это и сразу же вечеромнасыпала в бокал Стасского яду.

– Теоретически это мог сделать любой, и вы в томчисле, – поддакнул Горецкий.

– Возможно, – согласилась Юлия Львовна, – ноя этого не делала. Не скрою, я ненавидела и презирала Стасского еще со временинашего с ним знакомства. Он привез мне письмо от жениха и тут же принялся грубоза мной ухаживать… Я не знала тогда, что он нарочно задержался в дороге, чтобымне было поздно ехать к Борису… И если бы ценой его смерти я могла Бориса спасти,я задушила бы Стасского собственными руками. Но… Бориса давно нет на свете,больше трех лет.

Какой вы сказали мотив – месть?

– Возможно, – неуверенно пробормотал Горецкий.

– Полковник, я – фаталистка. Я считаю, что смерть и таксобрала с нас обильную жатву. Мой долг – помогать жизни, а не отнимать ее. Иесли человек заслуживает смерти, то рано или поздно она его найдет.

– Ну, если так рассуждать, то все мы когда-нибудьумрем, – возразил Горецкий.

– Вы – не так уж скоро, – Юлия Львовнаулыбнулась, – поручик Ордынцев рассказывал вам, что я умею угадыватьсмерть?

– Нет, – в полном изумлении ответил Горецкий.

– Вот как? Ну ладно. Вы, Аркадий Петрович, живетерассудком, и даже романтизм ваш какой-то книжный. Профессорский академизмслишком сильно в вас развит. Люди интересуют вас, как биолога интересуюткакие-нибудь насекомые.