– Нет. Сегодня он был только наполовину обратившимся, как я понимаю.

– Хм. Ладно, предположим, сын Ноа ходит на куроящериных лапках. Но! Мы знаем, что он летает. Так зачем тогда летучему Фрэнсису идти к жертве пешком?

– Наверное, не за чем…

– Вот-вот. Теперь улики.

Рыжий развернул первый из шелковых платков. Внутри лежал лоскут черной материи.

– Обрывок попал под один из камней кладки, выпавших в Долгую Ночь. Это очень похоже на оторванный подол плаща, но плаща паршивого: даже двухтысячелетняя накидка хранителя Карланона, которую демонстрируют паломникам в Храме Откровений, выглядит новее.

– Да уж… – Ладислава нахмурилась, осторожно прикасаясь к ткани, буквально рассыпающейся между пальцев. А еще очень грязной, будто над ней поточили угольный карандаш.

Однажды в порту они с коллегами нашли мертвеца, замурованного в стены таможни. Его одежда за десятки лет стала как будто прелой, но эта ткань… Сожми сильнее – сотрется в порошок.

Между тем Голден-Халла снова перевернул альбом – любит же рисовать, а! – и тотчас развернул второй платочек. На листе были изображены человеческие ладони с частично заштрихованными зонами. В платке ничего не лежало, кроме едва заметной мелкой графитовой пыли – большая часть ее впиталась в шелк, покрыв его мраморными разводами.

– Я соскреб это с ладоней нашей жертвы, – пояснил сыщик. – Как ты думаешь, что это?

Ладислава всмотрелась и внюхалась.

– Вообще это похоже на пепел, – протянула она. – Такой же, как тот, которым испачкали ткань…

– Вот и мне так кажется. Откуда он мог появиться на руках Хейли? Ожога у девушки нет.

– Она во что-то вляпалась?

– Типа того. Ну-ка, следственный эксперимент!

Голден-Халла достал из сумки какую-то белую присыпку и вдруг щедро, как из солонки, обсыпал себе всю грудь. Лади ахнула: бедный плащ!

– Оттолкни меня! – приказал сыщик, бросаясь на нее с такой лучистой улыбкой, что хотелось, напротив, обнять.

Но Ладислава послушно толкнула, чуть не перевернув лодку. Они оба с интересом уставились на руки адептки. Присыпка на них осталась примерно в тех же местах, что пепел – на руках Хейли.

Найт еще раз посмотрела на улики: плащ, пепел, таинственный отпечаток. Это вызывало странные ассоциации и, что самое интересное, неожиданный холодок мурашек на затылке… И хотя мурашки свитой ходили у многих, общавшихся с Голден-Халлой, нынешняя дрожь Ладиславы не имела ничего общего с приятным волнением от близости детектива.

Нет-нет.

Это были отвратительные, липкие, ледяные мурашки.

Девушка с сомнением протянула:

– Знаете, я тут видела кое-кого, у кого был черный плащ, и пепел вокруг, и куриные ноги. Только есть проблема: этот кто-то предположительно нереален.

– Шикарно! – восхитился Берти. – Мой любимый тип твари божьей. И кто же это?

– Один из монстров с Хромой башни.

И Ладислава быстро рассказала сыщику об островных фольклорных чудовищах. Потом, в связи с этим, о Корпусе загадок. О щите. О потерянных дневниках бывшего ректора Фоскаша и волнении Стэна насчет погоды.

Чем дольше она говорила, тем сильнее вытягивалось и без того длинное лицо Голден-Халлы.

– Очуметь! – наконец выдохнул он. – Да ты просто сокровище, Найт!

Девушка зарделась.

– Что, пойдем к Стэну? – спросила она.

Голден-Халла озабоченно крякнул. Тут уж пришлось ему делиться информацией: в частности, о новом состоянии мастера Хлестовски. А потом отчаянно уговаривать свою новоявленную помощницу не убивать Тиссу де Винтервилль.

– Тебе еще надо выяснить у нее подробности превращения Фрэнсиса, – напомнил рыжий. – Это, кстати, и есть твоя задача на завтра.

– И все? – возмутилась Лади.

– Пока да. На этом наше первое собрание закончено.

Берти подобрал весла и интенсивно погреб к берегу.

Ладислава нахмурилась:

– А что, если и сегодня ночью кого-то убьют?

– Лично я буду только рад – если попробуют убить, – непонятно подмигнул сыщик, первым выпрыгнул из лодки и подал девушке руку. – Только еще раз, Ладислава… Никому не говори о нашем совместном следствии и промежуточных выводах, хорошо? Даже Фрэнсису.

– Ладно, – кивнула Найт.

Млечный Путь встал костью в горле неба.

Звезды, невидимые с Этерны, острием прокалывали тучи – и сквозь мрачную толщу последних просачивалась багровая пыль. Тяжелый, угасающе-красный свет. Кровавая мука, оседающая на земле и море. Так на замерзшем острове сегодня выглядел закат.

И Морган Гарвус был ему под стать: зол, напряжен и сумрачен, как никогда.

Он только что вернулся в Пряничный домик из замка, где его дурацкий адепт, этот Винтервилль, опять отказался с ним разговарить. Упрямый мальчишка. Обвел комнату контуром защитной сетки и огрызался изнутри, как щенок. Морган, конечно, мог разнести защиту в клочья – но зачем? Сетка на двери была меньшей из проблем доктора.

– Ну что, Кори? – спросил Гарвус, отпирая дверь в конце своего коридора, спускаясь в подвал, залитый мягким пульсирующим светом. – Все-таки придется отступить?

Ворон ахнул-каркнул и вдруг вцепился в ворот преподавательского джемпера, оттаскивая Моргана назад, вверх по лестнице. Тот удивился, но послушался: Кори был старой, мудрой птицей, умнее многих людей.

– Кар! – заявил ворон с интонацией «ну и дурак ты!». – Кар-кар-кар!

– Я просто хотел все подготовить к возвращению, – кивнул Морган. – А так – согласен: без оберега-защиты идти туда слишком опасно. Жаль, что мы не успели поговорить с Хлестовски. Что ж. Сходим завтра вечером в деревню, отловим себе какого-нибудь рыбака в помощь. А сегодня… – Морган поморщился. – Сегодня нужно постараться выжить.

* * *

В тот же день, когда совсем стемнело и академия стала медленно погружаться в сон, в Большом Фонтанном Дворе началось шевеление.

Это Берти Голден-Халла ставил палатку.

Сыщик, насвистывая, вбивал колышки между камней площадки, изредка подталкивая их заклятиями. Штормовые оттяжки хомутом висели у него на шее, как диковинное ожерелье, а верхний брезентовый слой лежал рядом унылой медузой – Берти еще не решил, нужен ли он ему.

Открылась дверь Пряничного домика: горе-турист расположился почти что под ней. На порог вышел Морган Гарвус.

– Кхм, – сказал Морган, изящно скрещивая руки на груди. – Кхм-кхм, – выразительно.