«Реформа центрального аппарата 1924 года решительно нарушила этот принцип. Правда, рабочий аппарат, очищенный от всего чуждого Красной Армии и укомплектованный в большинстве своем активными участниками Гражданской войны, является монолитным и в этом отношении не уступает старому аппарату. Но это в руководящем составе работников не только не было обеспечено взаимное понимание и поддержка, но как бы „заранее санкционированы“ были непримиримые противоречия и „деловые“ трения, неизбежно переносимые и в самые низы рабочего аппарата.»

Т. е., товарищу Ворошилову ненавязчиво докладывается, что вот есть те, кто из «старого аппарата», который при Троцком был, а есть аппарат «укомплектованный в большинстве своем активными участниками Гражданской войны». Чтобы Ворошилов сразу почувствовал на чьей стороне правда, тем более, что как раз в это время шла активная борьба с троцкистами. Каменев-то троцкист! А Тухачевский — активный участник Гражданской войны! А у Климента Ефремовича совсем девичья память и он забыл, кто карьеру «активному участнику» обеспечил.

Вообще, это письмо уже больше на политический донос похоже. Стукачок-с наш «военный теоретик». А на что конкретно он жаловался?

«Так, например, в Штабе РККА были противопоставлены: т. Шапошников, верная опора прежнего состава центрального аппарата, — мне, представителю нашего общего недовольства старым центральным аппаратом.»

Троцкист Шапошников был противопоставлен ему. Это еще во время, когда Штаб РККА возглавлял Фрунзе, Шапошников был помощником Михаила Васильевича, а Тухачевский заместителем, уже тогда Борис Николаевич, вероятно, в курилке Штаба РККА рассказывал анекдоты про будущего «военного теоретика».

Но это при Фрунзе, а что было на момент написания письма Ворошилову?

«Теперь я коснусь того, как обстоит дело в настоящее время.

Положение, пожалуй, еще худшее, чем в 1924 г. С одной стороны, начальник ГУ РККА т. Каменев ведет борьбу со Штабом РККА под всеми флагами, под всеми предлогами и по всем без исключения областям работы, независимо от существа вопроса и доходя до полной беспринципности, а с другой стороны, такая же борьба идет внутри ГУ РККА между т. Каменевым и т. Левичевым.

Если бы и та и другая борьба велась последовательно с точки зрения отстаивания определенных принципов, то это хотя и не служило на пользу дела, но, во всяком случае, было бы еще терпимо. Однако главная беда в том, что борьба ведется последовательно только в том смысле, чтобы охаивать и дискредитировать любой вопрос, поднятый мной или т. Левичевым, без всякого принципиального подхода к существу вопроса.

Если т. Левичев не согласен с каким-либо предложением какого-либо начальника управления, то этому последнему стоит только пойти к т. Каменеву и тот со всем согласится и т. д. Это разлагает атмосферу в ГУ РККА, об этом говорят открыто и при таких условиях не может иметь места ответственная подготовка к войне.

Борьба т. Каменева со Штабом РККА проводится, как я уже говорил, по всем линиям, причем эта борьба всячески маскируется деловыми аргументами.»

Левичев, к слову, был тоже «невинно» к стенке поставлен в 1938 году, как участник заговора Тухачевского. Но очевидно, что сослуживцы считали Тухачевского болваном, носящимся со всякими дурацкими прожектами. И почти открыто глумились над ним.

В конце письма Михаил Николаевич слезно умоляет наркома:

«Я твердо уверен в том, что все мое настойчивое и горячее желание оправдать Ваше доверие и создать Вам аппарат, на который Вы могли бы положиться в мирное время и который явился бы для Вас надежным органом руководства в военное время, неосуществимо при нынешнем положении. А при таких условиях я не счел возможным более замалчивать тех неприятных трений, которые создались в работе Штаба РККА и которые грозят самыми серьезными последствиями.

С коммунистическим приветом Тухачевский

РГВА. Ф. 33988. Оп. 1. Д. 672. Л. 1–8. Подлинник.»

А ведь рассказывают, что на совещаниях оно на Ворошилова хвост задирало!..

* * *

По всей видимости, Климент Ефремович понял, что там за склоки были, в результате Тухачевский уехал из Штаба РККА командовать Ленинградским военным округом, подальше от тех, кто все его инициативы в центральном аппарате ведомства рубили со степенью циничного надругательства.

И тут настал 1930 год, страна вступила в эпоху революционных преобразования в деревне и промышленности, успехи колхозного строительства и успешные годы первой пятилетки. Везде — революционные преобразования, только в армии — застой, ничего, так сказать прорывного. Это ведь нужно срочно исправлять!

И в январе 1930 года командующий Ленинградским округом пишет своему наркому большое письмо с планом революционных преобразований в армии:

«Успехи нашего социалистического строительства, ускоренный темп индустриализации страны и социалистической перестройки сельского хозяйства ставят перед нами во весь рост задачу реконструкции вооружённых сил на основе учёта всех новейших факторов техники и возможностей массового военно-технического производства, а также сдвигов, происходящих в деревне…»

Т. е., сидите в своем наркомате по военным делам, товарищ Ворошилов, совсем там закисли и не идете в ногу ускоренным темпом за партией и индустриализацией вместе с сельским хозяйством, давайте уже заниматься реконструкцией вооруженных сил, чтобы наша армия в войну вступила вот такой:

«…производстве в год 122,5 тыс. самолётов, иметь в строю 36,75 тыс., а в круглых цифрах — от 35 до 40 тыс. самолётов. Столь большое число действующих самолётов настоятельно требует широкого внедрения авиации в стране… при нашей программе тракторостроения в 1932/33 г. в 197,1 тыс. шт. годичную программу танков можно считать в 100 тыс. шт. Если считать убыль танков в год войны равной 100% (цифра условная), то мы сможем иметь в строю 50 тыс. танков.»

Если учитывать, что за все годы ВОВ советской промышленностью было выпущено всего чуть более 116 тысяч танков и САУ всех типов вместе взятых, а в 1944 году, когда выпуск самолетов был самым большим, самолетов промышленность дала армии — 40 241, то можно понять, какими фантастическими выглядели предложения Тухачевского на 1930-й год.

И если Ворошилов сразу не позвонил в психиатрическую клинику с требованием направить карету с санитарами в штаб Ленинградского округа, то только потому, что в СССР самым большим специалистом по таким психам был… нет, не Бехтерев, а товарищ Сталин.

Решение наркомвоенмора сразу не выбросить в мусорную корзину этот «прожект», предварительно позвонив в штаб округа: «Вы там который день пьёте без перерыва на службу?!» — а направить его для оценки высшему политическому руководителю в стране, было абсолютно верным. Этот леваческий загиб в танках и самолетах мог являться отражением леваческого политического уклона в определенной среде армейского руководства. По сути,