— Товарищ заместитель командующего, связь сейчас будет восстановлена. Уже посланы люди…

Слова командира дивизии и тот просительный тон, которым они были произнесены, еще сильнее подстегнули Федюнинского. Он достал папиросу, взглянул на Чернышева и молча вышел из натопленного шалаша. Следом за ним выбежал адъютант.

Морозная поземка ударила в лицо. Он закурил. Подошли автоматчики.

— Ну что, ребята, дорогу знаете? — спросил Федюнинский.

— Известна, товарищ генерал, — живо ответил один из автоматчиков и махнул в сторону опушки леса. — Тут по-над лесом пройдем, потом через насыпь, а там уж и рукой подать.

Солдат на фронте дорогу меряет своей мерой. Путь оказался неблизким. Долго шли опушкой. Хорошо, стежка оказалась натоптанной. Наконец добрались до насыпи. Вскарабкались вверх. Осмотрелись.

— В прошлый раз тут стреляли, — сказал автоматчик. — Опасно было по насыпи идти. Сейчас тихо.

И действительно, с переднего края не доносилось звуков стрельбы. Это удивило Федюнинского.

— Что там такое? — спросил он автоматчиков, которые всматривались в темень, где, похоже, горели костры. Но кто там мог жечь костры, когда полк должен был наступать?

— Похоже, товарищ генерал, костры, — ответил изумленный автоматчик. — Народ озяб, греется…

Спустились вниз. Подошли к ближнему костру. Действительно, вокруг греются бойцы. Лица усталые, серые.

— Кто такие? Что здесь делаете? — спросил Федюнинский.

— Греемся, товарищ генерал, — ответил пожилой.

— Какой части?

Бойцы назвали полк. Все верно, подумал Федюнинский, автоматчики привели правильно. Он немного успокоился.

— Кто правее вас?

— Третий батальон, — ответил все тот же, пожилой; похоже, он тут был за старшего.

— А слева?

— Вторая рота.

— А там? — указал Федюнинский на цепочку костров впереди. — Чьи костры там?

— Там немцы греются, — тем же спокойным тоном ответил пожилой. — Небось замерзли сильнее нашего. Мы-то привычные.

Солдаты, обступившие костер, сдержанно засмеялись.

«Но мне было не до смеха, — вспоминал генерал Федюнинский. — Значит, с наступлением ночи боевые действия прекратились. Противник получил возможность подтягивать резервы и усиливать сопротивление. По данным разведки я знал, что из района Кириши начинают подходить части 61 — 1 и 69-й пехотных дивизий, а из района поселка Михайловского выдвигалась 1-я пехотная дивизия.

Конечно, приходилось считаться с тем, что за день боя люди устали. Но в конце концов нужно было или подменить некоторые части, или действовать в ночное время силами небольших отрядов.

Ведь сейчас положение было иным, чем в период боев под Погостьем, теперь у нас были и вторые эшелоны, и резервы.

Я поручил одному из солдат разыскать командира батальона. Комбат доложил, что приказа продолжать наступление ночью не получал. Это подтвердил и командир полка.

По моему указанию была проведена некоторая перегруппировка. Из батальона второго эшелона выделили усиленную роту, которую послали в обход гитлеровцев[46], беспечно греющихся у своих костров.

Вернувшись на НП дивизии, я был вынужден сделать генералу Чернышеву серьезное замечание за плохую организацию связи, нераспорядительность, за то, что он и его штаб оторвались от частей, плохо знают обстановку».

Возможно, генерала Чернышева надломила жиздринская история. Конечно, не его вина, что дивизия в августе 1942 года оказалась на острие танкового удара и на ее боевые порядки навалились сразу две танковые дивизии противника. Но как во время боя он оказался в глубоком, по масштабам дивизии, тылу, за десяток километров от своего передового КП?

Генерал Федюнинский в своих мемуарах о столкновении в жарко натопленном шалаше с командиром 239-й стрелковой дивизии написал довольно мягко. Хотя все упущения генерала Чернышева перечислил. По существу, штаб дивизии в ночь на 14 января потерял связь с частями, утратил инициативу и прекратил наступление. Можно предположить, что характер разговора между двумя генералами в ту ночь был иным. И возможно, что именно тот тяжелый разговор помог генералу Чернышеву преодолеть в себе жиздринский синдром. Воевал Петр Николаевич после той ночи хорошо, энергично управлял полками и прошел в должности командира дивизии всю войну.

* * *

В штабной землянке генерал-лейтенанта Романовского было шумно. Начальник штаба постоянно звонил то в одну дивизию, то в другую. Потом, после короткой паузы, начинал уточнять обстановку по новому кругу. Тут же наносил остро отточенным карандашом пометки на оперативную карту. Пометки все ближе и ближе придвигались к пометкам, обозначающим положение ударной группировки Ленинградского фронта, которая шла навстречу. Федюнинский и Романовский после каждого донесения сразу умолкали и молча смотрели на карандаш начштаба. Все уже становился коридор, заполненный обороняющимися немецкими войсками.

— Завтра! — сказал Романовский, не отрываясь от карты.

— Да, — кивнул Федюнинский, — не позже, чем завтра. А теперь стоит отмотать ленту событий немного назад.

По решению Ставки координацию действий обеих фронтов в ходе операции «Искра» осуществлял маршал К. Е. Ворошилов. Он ежедневно докладывал Верховному о подготовке войск к наступлению, о поведении противника. 6 января 1943 года во время телефонного разговора обронил: «об “Искре”, по всем признакам, пока противник не смекает…» Сталин тут же насторожился, не вполне доверяя мажорному настроению Клима, тем более что в октябре 1941 года старый маршал не справился с ситуацией в районе Ленинграда и туда пришлось посылать более надежного Жукова и группу генералов.

Жуков тем временем находился в штабе Воронежского фронта. Сталин позвонил туда и сказал:

— Товарищ Жуков, в Ленинграде как представитель Ставки находится Ворошилов. Государственный Комитет Обороны считает, что вам также необходимо поехать туда. Нужно на месте посмотреть, все ли сделано для того, чтобы операция «Искра» прошла успешно.

Десятого января генералы Мерецков и Федюнинский встречали Жукова в штабе Волховского фронта. Как всегда, выслушав доклад, Жуков сразу же предложил выехать на место и увидеть воочию то, что можно увидеть. Объехали дивизии первого эшелона, побывали и на левом фланге в 8-й армии. Вечером Жуков докладывал в Ставку: «Сегодня был на командном пункте Романовского и Старикова[47], с которыми подробно разобрал обстановку и принятые решения. Разобрал также обстановку с командиром 128 сд и его решение на бой.