Вот так и бывает. Стараешься, бережешься, а все равно — находится и на тебя злая воля.

Что бы сейчас мне сделать? Сбежать из Алетара?

Хм-м…

Не самая плохая идея, но куда? И как?

Надо продумать этот вопрос. В любом случае, просто так сорваться и уехать, как я сбежала из дома, уже не выйдет. Я подала заявку на получение гражданства Раденора, и странно будет, если я вот так сорвусь с места. И искать меня будут. Я буду отвечать уже перед законом.

Уезжать надо не просто так, а куда-то.

Например, перевестись в другой город. Или найти себе работу при каком-нибудь больном. Или…

Надо обдумать все пути и выбрать подходящий.

Я обвела взглядом дом.

Чистенькие окошки, веселые занавески из ситца, пучки трав, развешанные на стенах…

Как мне не хочется уезжать! Светлый, как мне не хочется уезжать!

Слезы сами собой навернулись на глаза.

Неужели так будет всю жизнь?

Перекати-поле, трава, которая ни за что не зацепится, которую гонит вечер, по своей прихоти?

Неужели?

И все же, лучше в бегах, чем в Храме. Я справлюсь, я обязательно что-нибудь придумаю! Заодно, кстати, и барон останется в Алетаре…

Но как же не хочется расставаться.

Слезы текли по щекам, и я вовсе не аристократически шмыгала носом.

Ну и пусть! Ну и все равно!

Почему все считают меня вещью, у которой нет ни чувств, ни желаний? С которой можно не считаться!? Почему маги жизни так беззащитны!?

За что!?

— Помогите!!!

Дикий крик прорезал шум и гам лечебницы, словно горячий нож — кусок масла. Я дернулась.

Посреди лечебницы стояла женщина с ребенком на руках.

И — кровь…

Сколько же там было крови, сколько крови…

Словно она вся в ней искупалась…

Я опрометью бросилась к ней.

— Что случилось?

— Мой сын! — Глаза у женщины были безумными. А тельце на руках — мертвенно-бледным. — Помогите!!!

— Что с ним? — я решительно направила женщину в палату, чтобы не орала посреди коридора.

— Он…

Царапинка на пальце у ребенка была совсем небольшой. А кровь все лилась и лилась из нее, пропитывая ее и его одежду. И кажется, я знала, в чем дело.

Есть такая болезнь…

Когда мы поранимся, кровь долго не вытекает. На воздухе она густеет, свертывается. А вот если нет…

Тогда человек может истечь кровью и из самой маленькой ранки. Что и происходит.

Видимо, женщина — мать. Няня не была бы в таком отчаянии, а она…

— Дайте его сюда, — решительно приказала я.

— Нет! Я… он…

— Линда!

Линда была уже рядом. Обхватила женщину за плечи, встряхнула.

— Верь ей! Госпожа Ветана слов на ветер не бросает. Ты верь…

Она не верила. И я это видела.

Она просто боялась, что как только она спустит ребенка с рук, искра жизни в нем затихнет. А я видела, что осталось уже немного, совсем немного, потом и я не помогу…

— Ну!

Спорить было решительно некогда. Я рванула тяжелое теплое тело из рук женщины, выпихнула ее из палаты и захлопнула дверь.

Мягко опустился засов.

Они есть не везде, но там, где мы лечим — обязательно. Не хватало еще, чтобы к нам вламывались в самый неподходящий момент.

В дверь снаружи тут же застучали, потом послышался мягкий голос Линды… я не отвлекалась.

Мальчик на моих руках уже почти не дышал.

Сколько ему? Лет пять? Шесть?

Да, не больше.

И сила хлынула потоком из моих рук.

Она пела и звенела, она расцветала над моими пальцами золотом солнца, она проникала в тело ребенка, останавливая кровь, выжигая болезнь, заставляя восполнять утраченное — и мальчик выгнулся под моими руками, глухо закричал…

Кажется, снаружи тоже кто-то кричал.

Мне было все равно. Сейчас мой дар оказался сильнее меня. Не впервые он вырывался на свободу, но никогда ранее с такой силой.

Я видела болезнь, словно воочию. Это называется — жидкая кровь. Так она створаживается, как молоко, на воздухе, но если в ней нет таких… веществ — она свернуться не сможет, и будет течь.

А нет их…

Дар вспыхнул с новой силой.

Я давно заметила, что сильнее и ярче всего он реагирует именно на детей. Может быть, потому что они меньше, и лечить их легче, а может, потому, что они никогда не верят в собственную смерть. Только в жизнь.

И вот теперь уже застонала я. Вцепилась зубами в собственную косу, чтобы не заорать в голос…

Это было больно.

Мало было остановить кровь, потом ребенок все равно умрет. Не в этот раз, так в следующий.

Надо было сделать его кровь… иной.

Кровь вырабатывается внутри нашего тела. И вот там, внутри, бывают нарушения. Если их поправить… только на это способны маги жизни, может быть, маги воды. Но боюсь, здесь и они оказались бы бессильны.

Кровь они поправить смогли бы, но она ведь не вечная! В среднем, у женщин она обновляется за три года, у мужчин за четыре, а потом — все заново. Опять заговаривать кровь, опять вызывать мага, к тому же, четыре года — это крайний срок. Максимум, два[15].

Надо воздействовать не на кровь. На костный мозг.

Этим я сейчас и занималась.

Искры срывались с моих пальцев, впитывались в маленькое беспомощное тело, и я все яснее понимала, что успела в последний момент.

Еще бы немного — и все.

И наконец, ребенок застонал и открыл глаза.

— Мама?

* * *

Гентль потер ладони.

Маг жизни был в Алетаре. И выкладывался всерьез.

Интересно, что он такого делал?

Когда Гентль пытался представить количество силы, которое заставляло звенеть и вибрировать его не самые чувствительные приборы, у мужчины мороз бежал по коже.

Такая сила…

Страшноватая, честно говоря.

Как ни тверди себе, что маг жизни не может вредить людям, а все же…

Магия полна оговорок, примечаний, подстрочных уточнений… впрямую маг жизни не может убить человека.