и порицания Ширвана, которые столь ярко воплощены во многих касыдах. Объясняя свой вынужденный отъезд из Ширвана в Хорасан, поэт говорит:

Край зла (Ширван) не станет краем добра (хайрван),

Ищи добра за пределами Ширвана…

Водопой Ширвана полон крокодилов,

Источник, из которого легче взять воду, ищи в Хорасане.

(Перевод Е.О. Акимушкиной)

Таких газелей в Диване Хакани всего пять, но они формально образуют своеобразный цикл, поскольку во всех текстах в предпоследнем или последнем бейте упоминается Ширван.

Есть среди лирических произведений Хакани и полные изящества и тонкого чувства стихи, которые приближаются к лучшим образцам любовной газели. Вот один из таких примеров:

О луч рассвета, взгляни, куда я тебя посылаю!

К солнцу верности я тебя посылаю.

Это запечатанное письмо передай той нежной,

Никому не говори, куда я тебя посылаю.

Ты – луч чистоты из шахского двора привязанности,

К такому же двору чистоты я тебя посылаю.

Утренний ветерок – обманщик, а ты говоришь правду,

Туда (т. е. ко двору) вопреки ветерку я тебя посылаю.

Надень кольчугу – золоченое одеяние рассветного облака,

Ведь туда, как гонца в подпоясанной каба я тебя посылаю.

Рука страсти завязала узлы на веревке души,

К той, что распутывает узлы страсти, я тебя посылаю.

У души нет в запасе ни одного вздоха, все они преходящи,

А иначе зачем в такой спешке я тебя посылаю!

Эти болезни, что проявились в сердце Хакани,

Рассмотри по одной, ведь ради лекарства я тебя посылаю.

Эта газель пленила Хафиза, и он отозвался на нее одним из удивительных по многозначности и поэтической гармонии стихотворений, которое начинается словами «О удод утреннего ветерка, я в Сабею тебя посылаю, // посмотри, откуда и куда я тебя посылаю».

Перу Хакани принадлежит только одна поэма – «Дар двух Ираков», известная также под другим названием: «Сокрытие редкостей» (Катм ал-гараиб) – и насчитывающая три тысячи бейтов. Датируется маснави примерно 1157 г. Текст снабжен прозаическим предисловием, содержащим посвящение визиру сельджукидских атабеков – Зангидов Джамал ад-Дину Мосули.

Поэма весьма необычна по форме и воспроизводит скорее не канон маснави, а похожа по структуре на касыды того же автора с многочисленными зачинами, которые маркированы возобновлением перед каждым новым вступлением парной рифмы.

Начинается маснави плачем о судьбах мира и описанием страшного стихийного бедствия, которое в соответствии с предсказанием должно случиться через 30 лет. Считается, что Хакани ссылается на астрологический прогноз Анвари, предсказавшего на 1186 г. разрушительный ураган, который будет вызван парадом планет. Эта часть поэмы выдержана в стилистическом регистре жанра зухдийат и проникнута апокалиптическими настроениями, характерными для многих произведений Хакани.

Основной текст поэмы состоит из глав-макала, начало каждой из которых маркировано обращением к Солнцу. Дневное светило – друг, которому поэт доверяет печали, и гонец, которого просит отнести касыды с восхвалением Ка‘бы и Пророка соответственно в Мекку и Медину, так как сам поэт в паломничество отправиться не может.

Поэма интересна также и тем, что в ней Хакани сообщает некоторые конкретные сведения о своих родителях и воспитании. В частности, он пишет о матери:

Несторианка и поклонница мобеда по происхождению,

Мусульманка и последовательница [истинного] Бога по

                                                              природе своей.

Местом рождения ее была земля Зу-Гита,

Прадед ее – великий Файлакус[52].

Потом же по [указанию] разума и вдохновению предпочла

Она веру ислама толку кишиша[53].

Бежала она от попреков Нестора,

Ухватилась за начертанную книгу [54].

Была она госпожой, как Зулайха,

Но стала рабой, как Йусуф.

(Перевод Е.Э. Бертельса)

Первые две главы «Дара двух Ираков» носят аллегорический характер и повествуют о том, как автор-герой проходил путь борьбы с пороком алчности. Поэт вспоминает о своей поездке в Кухистан с целью выступить в качестве панегириста при дворе местного правителя, однако аудиенции препятствует некий вельможа (хаджа-йи бузург), возможно, визир. Он порицает поэта за попрошайничество (кудйа) и алчность (аз) и в ответ на просьбу Хакани о небольшом подарке вручает ему кольцо. Кольцо ни в коем случае не следует дарить или продавать, поскольку это талисман от порока алчности. Поэт возвращается в Ширван, где стойко сопротивляется просьбам своего покровителя продать кольцо. Аллегорическое описание борьбы поэта с алчностью завершается его визитом в «квартал размышления», где беседа с Разумом (‘акл) окончательно излечивает его от порока. Затем поэту является Хизр, который также дает герою наставление, порицает использование поэтического таланта в корыстных целях и указывает, что единственный, кто достоин восхваления, – это пророк Мухаммад. Вторая глава завершается первым славословием Пророку и описанием ми‘раджа.

В третьей главе поэмы Хакани сетует на свою несвободу в Шемахе и невозможность отправиться в паломничество, называя себя «соколом с подрезанными крыльями». Поэт предается воспоминаниям о путешествии, которое некогда совершил:

Ранее, когда повелитель века

Освободил меня от заточения в Ширване,

Пустился я в степь странствий

На полудохлой кляче стремления моего.

От погибельных берегов моря Ширвана

Искал я в Ираке цель души.

(Перевод Е.Э. Бертельса)

Далее автор говорит о том, что он отправляется к Ка‘бе сердца (ка‘ба-йи дил), а в реальное путешествие просит отправиться Солнце. В этой части поэма приобретает черты травелога (сафарнама) или книги о паломничестве (зийарат-нама), поскольку Хакани последовательно описывает путь, по которому должно пройти Солнце. Поэт упоминает места, которые посетит светило (Хамадан, Багдада, Куфа, Медина и др.), людей, с которыми повстречается, и включает в текст панегирики в их адрес. В конце путешествия Солнце должно посетить Мосул, чтобы повидать и восславить Джамал ад-Дина Мосули. Хакани воспевает этого благочестивого вельможу, обладающего добродетелями Пророка, как идеального земного правителя, достойного восхваления. Адресат прославился тем, что растратил состояние на содержание святынь, но в паломничество отправиться так и не удалось.

Творчество Хакани можно назвать своеобразным сплавом придворного «украшенного стиля» с его сложной словесной игрой и рефлективной манерой письма, привнесенной в лирическую поэзию представителями религиозно-мистического направления. Увлечение аллегорическими картинами и отход от прямого панегирического назначения касыды, расширение ее тематических возможностей за счет введения нескольких зачинов, эксперименты в области тематики газели – все это характеризует Хакани как истинного новатора.

Поэзия Хакани при всем ее своеобразии оставила глубокий след в литературе Ирана, Средней Азии и Северо-Западной Индии. Поэт окончательно закрепил за касыдой статус