спокойно произнес он. – Я мог бы исцелить тебя, если бы предполагалось, что я должен это сделать. Свобода воли – если она что-нибудь да значит – превыше всего.

– Вы кормите меня философией, – буркнул я. – А я говорю вам, что ребенок вот-вот погибнет.

Лицо Уриила на миг помрачнело.

– А я говорю, что весьма ограничен в средствах помощи тебе. Если конкретно, ограничен тем, что я уже сделал.

– Угу. Огонь Души. Спасибо, им я уже чуть не угробил себя.

– Никто не заставляет тебя, Дрезден, пользоваться им. Ты сам принимаешь решение.

– Я рисковал задницей, когда это было нужно вам, – сказал я. – И так-то вы мне отплатили?

Уриил возвел глаза к небу:

– Ты пытаешься выставить мне счет?

– Если хотите назвать цену, не стесняйтесь, – сказал я. – Заплачý. Чего бы это мне ни стоило.

Архангел внимательно посмотрел на меня – спокойно, понимающе и немного печально.

– Я знаю, – тихо произнес он.

– Черт подери! – Голос у меня сорвался, из глаз потекли слезы. Воображаемая картина дрогнула и начала размываться. – Прошу вас.

При этих словах Уриил, казалось, вздрогнул. Он отвернулся от меня, явно ощущая неловкость. Но промолчал.

– Пожалуйста, – настаивал я. – Вы ведь знаете, что я за человек. Знаете, что я бы скорее предпочел, чтобы мне вырвали ногти, чем умолять. А теперь я умоляю вас. Я недостаточно силен, чтобы справиться с этим в одиночку.

Уриил слушал, по-прежнему не глядя на меня, потом медленно покачал головой:

– Я и так сделал все, что мог.

– Но вы же не сделали ничего, – возразил я.

– Полагаю, с твоей точки зрения это может выглядеть и так. – Он задумчиво побарабанил большим пальцем по подбородку. – Хотя… Пожалуй, если ты узнаешь чуть больше, это не слишком нарушит равновесие…

Глаза начинали болеть оттого, что я слишком долго скашивал их в одну сторону из-за невозможности пошевелить головой. Я прикусил губу и продолжал ждать.

Уриил глубоко вздохнул; казалось, он очень тщательно подбирает слова.

– Твоя дочь, Мэгги, жива и здорова. На данный момент.

Сердце мое отчаянно подпрыгнуло.

Моя дочь.

Он назвал ее моей дочерью.

– Я понимаю, ты хочешь, чтобы Сьюзен всегда оставалась женщиной, которую ты любишь, которой ты веришь. Но – пусть даже сам ты себе в этом не признаешься – у тебя остаются какие-то сомнения. Я не могу осуждать тебя за это. В особенности после того, как твои поисковые заклятия потерпели неудачу. Это вполне естественно. Но да, – он встретился со мной взглядом, – она плоть от плоти, кровь от крови твоей. Твоя дочь.

– Зачем вы мне это рассказываете? – спросил я.

– Потому что я сделал все, что мог, – ответил он. – Дальше все зависит от тебя. Ты – единственная надежда Мэгги. – Он уже повернулся к двери, но задержался. – Подумай хорошенько над тем, что сказал тебе Ваддерунг.

Я озадаченно моргнул:

– Вы знакомы с Оди… с Ваддерунгом?

– Разумеется. В конце концов, род деятельности у нас близок.

Я устало выдохнул и перестал даже пытаться удержать заклятие.

– Не понимаю.

Уриил кивнул:

– Вот в этом-то и состоит бремя смертного бытия. В свободе выбора. Многое от тебя сокрыто. – Он вздохнул. – Люби свою дочь, Дрезден. Все остальное да приложится к этому. Это сказал мудрый человек. Что бы ты ни делал, делай это во имя любви. И если ты будешь следовать этому, путь твой никогда не уклонится от света настолько, чтобы ты не смог вернуться.

Едва Уриил договорил, тут же исчез.

Я лежал в темноте, дрожа от слабости и опустошенности, – так всегда бывает после работы со сложным заклятием. Я представил себе Мэгги – как на фотографии, в детском платьице и с бантом.

– Держись, девочка. Папа идет на помощь.

На то, чтобы заново сложить заклятие, у меня ушло не больше минуты – за это время я успел восстановить необходимое количество энергии. Правда, до последней секунды я сомневался, что мне удастся все это провернуть. А потом представил себе Мэгги в этом ее платьице в лапах у голодного вампира Красной Коллегии, и слабость разом сменилась горячей, добела раскаленной волной всесокрушающей ярости.

– Мэб! – решительно выкликнул я. – Мэб, Королева Воздуха и Тьмы! Заклинаю тебя, явись!

Глава 30

Звенящее имя королевы в третий раз повисло в воздухе, а потом наступила полная, оглушительная тишина.

Когда ты пытаешься удержать кого-то особенно опасного, никак нельзя обойтись без определенной подготовки. Нужна хорошая наживка, чтобы заманить добычу. Нужна хорошая западня, действующая быстро и безотказно. А когда добыча попадет в западню, нужны сеть или клетка, чтобы ее удержать.

Стоит хоть одной из этих составляющих подкачать, как вся охота, скорее всего, пойдет насмарку. А если не сработают две, результат может выйти куда более катастрофическим, чем простая неудача.

Это заклятие я складывал, отлично понимая, что наживкой служу я сам. Мэб, по своим собственным причинам, уже много лет пыталась заполучить меня себе на службу. Я знал: для того чтобы привлечь ее внимание, достаточно лишь позвать ее по имени и произнести титул. Одна беда: хотя мой импровизированный круг должен был бы в теории работать в качестве неплохой западни, самым слабым местом в заклятии оставалась клетка, сотканная моей волей.

Можно сказать, я пытался запереть тигра в нарисованном мелом вольере, приговаривая: «Хорошая киска, хорошая…»

Но конечно, я проделывал это не совсем вслепую. Я действовал отчаянно, но не глупо. Можно сказать, у меня даже имелось определенное преимущество. Мэб не стала бы убивать смертного. Она могла бы только заставить его самого отчаянно искать смерти, дабы избежать ее настойчивого внимания. Да и терять мне было почти нечего. Даже Мэб не могла сделать меня более бесполезным для дочери, чем я уже был.

В непроглядной тьме я ждал появления повелительницы самых опасных фей из самых страшных сказок, что когда-либо рассказывались на сон грядущий.

Мэб меня не разочаровала.

Удивила – да, не могу не признать. Но не разочаровала.

В темноте перед моими глазами засветились звезды.

Мгновение мне казалось, что дело плохо. Однако звезды не вращались в той ленивой головокружительной манере, как это делают звезды, когда ваш мозг начинает погибать. Нет, они сияли ровным, холодным и чистым светом, как пять бриллиантов на шее Повелительницы Ночи.

Секундой позже холодный ветер коснулся моего лица, и я ощутил, что лежу на чем-то твердом и гладком. Я осторожно опустил руки ладонями вниз, но не нащупал ни раскладушки, ни корсета. Вместо них пальцы мои касались только камня, гладкого камня, ровной поверхности размером не меньше моего торса. Я пошевелил ногой и убедился, что камень продолжался и там.