Воспоминания теперь казались сном, а наяву остался лишь кошмар.

Когда нас привезли в женское исправительное учреждение Уитуорта, часы показывали уже больше десяти часов вечера. Вместе с другими заключенными меня направили в зону досмотра. Все сняли оранжевые комбинезоны. Нас заставили раздеться и присесть на корточки. Раньше я считала, будто хуже уже не будет, и я смогу к этому привыкнуть. Не смогла.

Тюрьма была переполнена. Это я поняла из разговоров в автобусе. Мою группу собирались отправить в крыло с неопасными преступниками. Но все заключенные здесь выглядели более жесткими и, судя по виду, не попадали под понятие «неопасные». У многих женщин лица выглядели как будто высеченными из камня. Словно их трудные судьбы затвердели изнутри. Считалось признаком слабости демонстрировать свои страдания. А я была буквально пронизана ними.

Когда мы покинули автобус, я попыталась рассмотреть остальных заключенных, чтобы понять, есть ли среди них такие же, как я – до смерти напуганные новенькие. Приказав смотреть вперед и молчать, нас повели в камеры. Помещение после отбоя было наполнено дыханием ста пятидесяти женщин. Я представила спящего дракона, которого не хотелось будить.

Меня отвели в камеру с двухъярусными кроватями по обе стороны. Единственной свободной оставалась верхняя койка с левой стороны. Я поставила на нее сумку с вещами: кусок мыла, полотенце, зубная паста, щетка, шлепанцы и две пары казенного нижнего белья слишком большого размера. Насколько возможно я тихо забралась на койку, но она все равно скрипела и дребезжала.

–Заткнись к черту,– донеслось сонное бормотание одной из женщин в камере.

Укрывшись тонкой простыней, я свернулась калачиком рядом со своей сумкой. Неподвижно лежала, прислушиваясь к кашлю и скрипу кроватей ста пятидесяти заключенных в одном помещение. Никто не плакал. Или, возможно, делали как я – молча, не позволяя кровати дрожать.

«На ближайшие три года это твоя жизнь».

Через восемнадцать месяцев у меня появится возможность выйти досрочно.

Судья был другом отца Марго, сенатора штата. Они вместе играли в гольф и катались на лодке у острова Тайби. Они слишком быстро взялись за мое дело. Гриффин едва успевал перевести дыхание. Он лез из кожи вон, но судья с сенатором обо всем уже договорились. По словам Гриффа, сенатор Петтигрю хотел, чтобы дело побыстрее закрыли.

–Это подозрительно,– прошептал он мне перед тем, как судья объявил приговор.

Подозрительно или нет, но судья вынес приговор. Три года за неосторожное вождение и нанесение тяжкого вреда здоровью. Штрафы в размере восьми тысяч долларов за поддельные права и карточку социального страхования. Если бы нашли мой фальшивый паспорт, то меня посадили бы на десять лет. Мне полагался единственный звонок, и я позвонила Опал. Попросила ее найти мой паспорт и сжечь его, а также позаботиться оЛемони. С первым она справилась, однако Лемони умер.

Лежа на койке, я мысленно обращалась кМарго Петтигрю и ее страданиям. Снова и снова прокручивала в голове тот момент, когда с тошнотворным скрежетом ее сбила машина. Я не превышала скорости. Просто включила музыку погромче и на секунду отвлеклась. Все произошло настолько быстро, как если бы Марго материализовалась на капоте моей машины. Неважно. Я совершила наезд. И едва не убила. Я могла сделать ее калекой. Сейчас ей предстояли месяцы реабилитации. Боли.

«Так много боли…»

Мне показалось, что я только уснула, когда охранник прошелся по камерам, будя всех свистом. Мы вылезли из постелей и встали по стойке смирно для переклички. Я принялась рассматривать соседок по койкам. Рядом стояла афроамериканка примерно моего возраста, нижнюю койку занимала латиноамериканка чуть старше сорока. Еще возле нас обнаружилась светлокожая девушка с бритой головой и синими татуировками, заканчивающимися на шее и запястьях. Она одарила меня хитрой и расчетливой усмешкой.

«Неопасные,– напомнила я себе.– Здесь нет опасных преступниц».

Шагая на завтрак, я почувствовала на себе взгляд девушки. Ее бейджик гласил «Таггерти».

По коридорам нас повели в столовую. Завтрак оказался скудным: яичница-болтунья, твердое печенье, приготовленные в микроволновке сосиски и стакан сока. Я взяла свой поднос. Меня не покидало ощущение, что я в школе. Новенькая, которая еще не заимела друзей и понятия не имела, за чей столик сесть. Я выбрала тот, за которым почти не было людей за исключением трех женщин. Сев, я ссутулила плечи и не поднимала глаз от тарелки. Надеялась, что так на меня никто не обратит внимания.

–Эй, Розочка, кто тебе сказал, что ты можешь к нам подсесть?

Я опустила глаза.

–Эй, я с тобой разговариваю.

–Посмотрите на эту девицу,– подхватил кто-то.– Анорексичка?

–Скорее булимия,– вклинилась другая.– Зря только ест.

Я покосилась на темноволосую женщину с жестким взглядом. Она сидела рядом с моей сокамерницей Таггерти. На ее бейджике значилось Брукс. А третью звали Васкез.

На моем бейдже стояла фамилия мужа – Дэниелс. Жаль, что не моя фальшивая фамилия или данная при рождении.

Таггерти поднялась со скамейки и пальцами ухватила угол моего подноса.

–Булимия,– авторитетно заявила она, цокнув языком.– Пища просто пропадает даром. Розочка все равно выблюет ее при первой же возможности, не так ли? Когда ты поразмыслишь над этим,– она подтащила поднос к своему концу стола,– то поймешь, что мы делаем тебе одолжение. Спасаем от чистки.

Таггерти поделила мою еду между другими сокамерницами, а затем вернула мне пустой поднос и сказала:

–Обращайся.

После завтрака я отправилась к тюремному магазину. После оплаты штрафа у меня ничего не осталось. Сбережения для поездки вКоста-Рику канули в лету. Я думала, Стив приедет и заберет оставшееся.

–Сникерс, пожалуйста,– попросила у местной продавщицы.

В этом небольшом магазинчике можно было приобрести закуски, средства гигиены и канцелярию. Бросив короткий взгляд на бейджик, продавщица вбила мою фамилию в компьютер, а после протянула в окошко шоколадный батончик.

Взяв его, я вернулась в камеру и забралась на койку. Латиноамериканка читала на кровати. Так же как и я, она молчала. Я проглотила батончик, но он не утолил голод. К тому же нервы натянулись до предела.

Раздался еще один свисток, на этот раз на прогулку. Здесь соблюдался строгий распорядок дня. Кто-то постоянно говорил, куда идти и что делать. Словно грубая рука толкала, стоило только захотеть уединиться. Отыскав тихий уголок под деревом, я подтянула колени к подбородку, как будто старалась стать меньше.