– Мила, ты настолько соблазнительна, что мне кажется, мы сегодня снова опоздаем к модисткам.

– Нет, я сейчас начну одеваться, – кокетливо произнесла она и села ровнее.

– Ладно, мне нужно отлучиться ненадолго. Я дам слугам распоряжения и принесу твои вещи. Ночью прошел дождь, а сейчас снова солнечно. Я принесу тебе изумрудное платье и шляпку. Хорошо?

– Хорошо…

Краевский вышел из кабинета и снова запер Людмилу на ключ. Сделав несколько шагов, он оказался у спальни, рука толкнула дубовую дверь. В комнате уже было чисто, Елена вымыла пол и навела порядок. Когда граф заглянул в комнату, он увидел, что горничная перестилала чистое белье на их с Людочкой постели.

– А ты расторопная девушка, молодец! – похвалил Елену граф.

В ответ на его слова она еще ниже опустила темноволосую голову в белом чепчике и улыбнулась уголками тонких губ. Граф сам не зная почему зашел в спальню и притворил за собой дверь.

– Не забудь проветрить.

– Я помню, – тихо ответила Елена и пошла к окну.

– Стой, иди сюда.

Елена остановилась и испуганно посмотрела на хозяина. Он подошел ближе.

– Куда ты дела деревянный уд?

– Я положила его на комод, – пролепетала она и покраснела.

– А ты помыла его?

– Нет… А надо было? – она хотела было метнуться и исполнить приказ.

– Стой, возьми его в руки.

– Что?

– Деревянный…

Она послушно взяла в руки дилдо и стояла, потупив глаза.

– Я тебе нравлюсь? – спросил с вызовом граф, приподняв пальцами ее подбородок.

– Да… – снова тихо отвечала горничная.

– Давно?

– Очень…

– Иди сюда, я покажу тебе тот экземпляр, с которого делали эту игрушку, – шутливо приказал он. – Ну, живее.

Елена, прихрамывая, подошла.

Он потянул ее за руку вниз, заставив присесть на край непокрытого простынею, полосатого матраса. Не говоря лишних слов, он расстегнул летние брюки и слегка приспустил их. Левая рука притянула девушку за затылок.

* * *

Когда Краевский через десять минут вышел из спальни, он не пошел в кабинет, где ждала его Людмила. Он спустился во двор и закурил сигару.

«Какого черта?! Мы, мужчины, все-таки настоящие животные, – чуть расстроено думал он. – Может, дать ей тройной расчет и указать на дверь? Нет, нехорошо… Черт! Я идиот… – терзался Краевский. – Как глупо…»

Он прошелся по заднему двору, посмотрел на разложенные для сушки перины и огромные пуховые подушки. Сделал вид, что его занимает натянутость веревок. Потом прошел к хозяйственному складу. Постоял и там.

Он снова несколько раз чертыхнулся, а после рассмеялся и поспешил к Людочке.

– Анатолий Александрович, ну где вы так долго ходите? Я уже устала ждать, – капризно произнесла Людмила.

«В любой бабе просыпается собственница, как только ты ей даешь понять, что любишь ее, – подумал он и внутренне усмехнулся. – Ничего, я заставлю тебя еще не раз трепетать от страха. Я люблю такие игры… От них вы становитесь шелковые и любите своих тиранов, словно кошки…»

Совсем некстати вспомнилось, как однажды на отдыхе в Баден Бадене, когда он был один, без супруги, к нему примчался на две недели Константин. Анатоль сначала был не в духе, его раздражала навязчивость «Катьки» и по-женски слезливые признания в вечной любви. Однажды он осерчал и заставил «Катьку» раздеться донага. Потом он отхлестал его плеткой, надел на несчастного собачий ошейник и привязал к железному кольцу, торчащему из старой стены, покрытой толстым слоем побелки. Вместе с «Катькой» они снимали домик у одной пожилой фрау, на берегу реки Ос. Сама фрау жила отдельно и не нарушала покой двух джентльменов из далекой России.

Ровно пять дней князь был привязан к кольцу этим крепким ошейником, и ровно пять дней он сидел без одежды и спал на овчинной шкуре. Предысторией этого жестокого поступка послужила их совместная экскурсия по средневековым руинам замка Schloss Hohenbaden. То ли мрачные крепостные стены, навевающие мысли о подвале с пленниками, вызвали в Анатоле столь экстравагантный порыв. То ли сам «Катька» напросился – он не помнил.

Князь не любил шумных компаний курортников, особенно сторонился общества своих соотечественников. Он ревновал Краевского ко всем смазливым барышням, а заодно и к юным нарциссам, фланирующим в поисках чувственной любви на заморском курорте. Поэтому пугливый и экзальтированный «Катька» таскал Анатоля по нехоженым тропам пригорода, римским развалинам и средневековым постройкам. «Катька» любил одиночество, но еще больше он любил своего несравненного Анатоля. Когда они оставались одни, он жался к Анатолю и страдающим голосом пенял последнему на его малейшие увлечения. Достаточно было небольшого кивка головы, шутливого тона или улыбки графа в сторону иной особы любого пола, как «Катька» менялся в лице, начинал терзать укорами, а иногда умудрялся закатить некрасивую истерику своему обожаемому визави. Единственной особой, к кому князь не ревновал Анатоля, была его законная супруга, Руфина. Анатоль помнил, как князь, увидев ее впервые, даже похохатывал от счастья, заглядывая в серые глаза своего любовника.

– Успокойся, mon cher, даже хитроумные греки использовали некрасивых самок только для продолжения рода, – подшучивал над Краевским Константин. – В твоем случае ты получил двойной профит: самку и ее деньги.

– Тебе легко говорить! – злился Анатоль. – Не называй ее так… Она, все же, моя жена. Но я как-то должен уговаривать «своего старого друга», чтобы он хоть изредка смотрел в ее сторону.

– Бедный мой, как я тебя понимаю, – ехидничал князь. Его глаза лучились от счастья.

Вернемся к старому Бадену.

Любовники прогуливались по мрачным развалинам Schloss Hohenbaden, когда Краевскому пришла в голову сумасшедшая идея заковать «Катьку» в кандалы. Возвратившись домой, в уютный и беленький фахверковый домик, Краевский случайно увидел в стене, на кухне, толстое чугунное кольцо. Для какой нужды оно здесь было, он точно не знал. Скорее всего, в старину, в холода, здесь иногда ночевала скотина. Верно, это кольцо и служило для привязи животных. Краевский метнулся в большой сарай. Там он и нашел старый собачий ошейник и длинную веревку.