Порой очень большие деньги.

Елене приходилось вести себя крайне осторожно. Она явилась сюда не для того, чтобы устраивать у Айзексона обыск с целью найти доказательства, что он торгует детьми, чем он, возможно, занимался двадцать или тридцать лет назад. Ей нужна была только информация.

– Я действительно не знаю ничего такого, что могло бы вам помочь, – вдруг сказал Айзексон, словно прочитал ее мысли.

– А эта Элисон Мэйфлауэр. Она может знать?

Айзексон задумчиво кивнул.

– Вы знаете, где она сейчас?

– Она уже двадцать лет со мной не работает. Куда-то уехала.

– Куда?

Он пожал плечами:

– Я долго ее не видел, многие годы. Мы с ней давно утратили связь.

– «Долго»…

– Что?

– Вы сказали «долго», а не «давно».

Он запустил пальцы в свою шевелюру и глубоко вздохнул.

– Ну, не знаю… Наверное, она вернулась… В прошлом году я с ней случайно столкнулся. В одном кафе в Портленде, она там работала. В вегетарианском. Но когда она меня увидела… – Он замолчал.

– Что случилось, когда она вас увидела? – подтолкнула его Елена.

– Она ускользнула через заднюю дверь. Я пошел за ней, просто чтобы поздороваться, но ее уже нигде не было… – Он махнул рукой. – И вообще, может, это была и не Элисон. Она выглядела совсем по-другому – раньше у нее были длинные черные волосы. А у этой короткая стрижка, и волосы белокурые, так что…

Он подумал еще немного.

– Нет, все-таки это была Элисон. Я в этом уверен.

– Мистер Айзексон?

Он взглянул на нее.

– Где находится это кафе?

Эш открыл глаза и первое, что он увидел, – прекрасное лицо Ди Ди.

Он мог бы подумать, что он уже умер, или у него галлюцинация, или еще что-нибудь в этом духе, но если бы дело было именно так, то увидел бы он и ее привычную, закинутую за спину светлую косу, а не эти золотисто-каштановые короткие локоны, которые ей пришлось носить поневоле.

А может быть, и нет. Может быть, после смерти ты видишь не то, что тебе больше всего нравится, а последнее, что видел при жизни.

– Все хорошо, – ласково сказала Ди Ди, но в голосе ее ему все равно послышалось нечто восхитительно неземное. – Только не шевелись.

Придя наконец в полное сознание, он осмотрелся вокруг. Ага, он все еще на территории секты. Обстановка в комнате не просто аскетичная – ее, можно сказать, вообще нет. Голые стены, никакой мебели. Стены окрашены все в тот же вездесущий серый цвет.

В комнате были и другие люди. Ди Ди попыталась помешать ему сесть, но он не послушался. В дальнем углу Эш увидел мать Адиону, глаза ее были опущены к полу, руки она сжимала перед собой. Ближе к нему, по обе стороны кровати стояли двое, которых он узнал по портретам в треугольной композиции на стене другой комнаты, – это были Визитер и Волонтер.

Один из сыновей Каспера Вартаджа (Визитер?), не говоря ни слова, вышел за дверь. Другой повернулся к матери Адионе.

– Вам повезло, – отрывисто проговорил он.

– Мне жаль, что так получилось.

– О чем вы думали?

– Он здесь чужой, его никто сюда не звал, – сказала мать Адиона, все еще опустив глаза долу. – Я защищала Истину.

– Это неправда, – сказала Ди Ди.

Сынок махнул рукой, приказывая Ди Ди замолчать, глаза же его все еще сверлили взглядом немолодую женщину.

– Не вам это решать, матушка.

Женщина не отрывала глаз от пола.

– Если у вас были какие-то опасения, вам следовало явиться на совет.

– Ты прав, конечно, – кротко кивнула мать Адиона.

– Вы можете идти, – сказал сын Вартаджа и отвернулся.

– Я сейчас уйду, но прежде, – пожилая женщина двинулась к Эшу, – я хочу принести ему свои искренние извинения.

Мать Адиона подошла к кровати, обеими руками взяла Эша за левую руку. Она поймала его взгляд и смотрела на него не отрываясь.

– Не могу выразить, насколько я сожалею, что заставила вас страдать. Да вечно пребудет Истина.

– Да вечно пребудет Истина, – как эхо, повторили за ней остальные двое.

Мать Адиона сжала руку Эша.

И в эту секунду он почувствовал в своей ладони клочок бумаги.

Эш посмотрел ей в глаза. Мать Адиона едва заметно кивнула, сложила его ладонь в кулак, в котором скрылся обрывок бумаги, и вышла из комнаты.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Ди Ди.

– Прекрасно.

– Тогда одевайся, детка. Истинный хочет с тобой познакомиться.

Елена заметила черную доску, на которой широкой палитрой разноцветных мелков вегетарианское кафе с выкрашенными в зеленый цвет стенами рекламировало свой ассортимент. Кроме уже привычного «вегетарианский», доска пестрела другими завлекательными словечками типа «органический», «взаимная выгода», «постный» «ферментированная соя», «фалафель», «тофу», «сырой», «100 % натуральный», «эко», «свежий», «безглютеновый», «выращенный местными производителями», «экологичный», «с фермы прямо на стол». Бросалась в глаза вывеска, которая гласила: КАПУСТА – ЭТО ВСЕ! И еще одна, с выложенными зеленой овощной мозаикой словами: ЕШЬ ГОРОХ, А НЕ СВИНИНУ! С правой стороны стоял пробковый щит, на котором кнопками были приколоты объявления о разного рода экологических выставках и ярмарках (с экологической точки зрения правильно ли тратить на это бумагу?), а также о занятиях йогой и семинарах по приготовлению вегетарианских блюд. Для продвижения идеи вегетарианства не мешало бы украсить здание кафе гирляндами из конопли и разноцветных резиновых браслетиков.

За стойкой стояла Элисон Мэйфлауэр.

Она выглядела как типичная, можно сказать, классическая, пышущая здоровьем вегетарианка: высокого роста, загорелая, может быть, несколько сухощава, с высокими скулами, сияющей кожей и, как и описывал Айзексон, с коротко стриженными волосами. Она была столь ослепительной блондинкой, что закрадывалось сомнение в том, что цвет волос натуральный. Зубы ее тоже сверкали ослепительной белизной, хотя в улыбке таились некая нерешительность, сомнение и неуверенность. Когда Елена подошла к ней, она часто заморгала, словно ждала, что та принесла ей дурную весть или даже что похуже.

– Могу я вам помочь?

На коробке для чаевых было написано: ПООСТОРОЖНЕЙ СО СДАЧЕЙ – ЛУЧШЕ ОСТАВЬ ЕЕ У НАС. Елене этот призыв понравился. Она вручила женщине за стойкой свою визитную карточку со всеми телефонными номерами. Женщина взяла и принялась читать.

– Элисон Мэйфлауэр, – сказала Елена.

Женщина – Елена прикинула, что ей должно быть около шестидесяти, хотя вполне можно было дать и меньше, – снова заморгала и сделала шаг назад.