американец Барт?». Все эти вопросы, как пчёлы, роились в голове нашего героя. Буратино подкрался ближе и понял, что на песке лежит не Рокко, а Лука. Парень почувствовал некоторое облегчение. Конечно, жаль было терять дружка Луку, но Рокко было терять просто страшно. «А где же сам Рокко?» — думал Буратино, оглядываясь по сторонам и продолжая волноваться. И тут он услышал какое-то бормотание и глупый сдавленный смех. Пиноккио подошёл к сараю сзади и прислушался, теперь никто не бормотал и не смеялся, было тихо и страшно: ветер шелестел в кустах да бездыханное тело лежало на песке, одинокое, да волны, да крик одинокой чайки. И всё.

И вдруг прямо за спиной кто-то зашуршал песком. Наш герой резко обернулся и краем глаза, боковым зрением, заметил силуэт, даже не разглядев как следует, кто это. Буратино выстрелил. И растерялся, потому что не услышал грохота выстрела, его слух потревожил только сухой щелчок осечки, а потом ругань:

— Идиот, — выдохнул Барт Конти, закрутил головой и ослабил галстук. — Ты что, совсем ополоумел? Ты что в своих палишь?

— Где Рокко? — сухо спросил Буратино.

— Эй, Чеснок! — крикнул Конти. — Покажись, а то твой псих-приятель чуть меня не завалил.

Из-за угла, весело улыбаясь, появился Рокко:

— Брат Буратино, — Рокко раскинул руки и радостно обнял друга, как будто не видел его целый год.

— Что с Лукой? — спросил Буратино, освобождаясь от объятий, и тут же всё понял сам, узнал запах, который исходил от Чеснока. Этот запах наш герой знал с самого рождения. Так вонял его отец.

— С Лукой? — переспросил Чеснок, улыбаясь. — С Лукой всё в порядке, заблевал всё вокруг и свалился, слабак.

— А ты, значит, сильный парень? — зло спросил Пиноккио.

— Эй, Барт, я же тебе говорил, что он будет злиться, — сказал Чеснок.

— Не будет, — донеслось из-за угла сарая, и оттуда появился Конти с жестяной банкой в руке, которую он протянул Буратино.

— Что это? — спросил парень.

— Напиток настоящих мужчин, — улыбнулся Барт, — ямайский ром.

— Спасибо, — сухо отблагодарил Буратино, — но сегодня у нас много дел.

— Да брось, не ломайся, как девочка. Погляди на Рокко, настоящий мужик.

— Настоящий дурак, — ответил Буратино и, не взяв жестянки, пошёл к морю, на ходу перезарядив обрез.

— Да ладно тебе, Буратино. Не злись. Подумаешь, выпили чуть-чуть, чисто за знакомство, — плёлся сзади Рокко. — Ой, я, кажется, упал!

— Чуть-чуть? — спросил Буратино, оборачиваясь. Он глядел, как Чеснок поднимается с песка и даже не собирался ему помочь. — Посмотри на себя. На кого ты похож? А говоришь, чуть-чуть.

— Через полчаса я буду, как стекло, — пообещал Чеснок.

— А этот? — Буратино кивнул в сторону Луки.

— И этого в чувство приведу.

— Ну-ну, — недоверчиво произнёс Буратино и стал собирать ветки для костра.

— А я вижу, ты дисциплину держишь! — восхищённо произнёс Барт и тоже стал собирать хворост.

— Момент больно суровый, — объяснил дисциплину Буратино, не веря в восхищение Конти. — Сейчас не время расслабляться.

— Согласен, — нахмурился Барт, — моя вина. Не мог предположить, что ребята такие слабенькие. Выпили-то по капельке.

«Врёшь, гад, — не поверил Буратино, — всё врёшь. Обо всём ты подумал, не надо овечкой прикидываться невинной, я тебе не Рокко и не Лука».

А тем временем Рокко, пыхтя, тащил бездыханное тело приятеля к морю, приговаривая:

— Никогда не мог подумать, что ты, Лука, такой тяжёлый.

Буратино покосился на них, а потом спросил у Барта:

— А о чём вы тут разговаривали?

— Да ни о чём особенно, я ребятам об Америке рассказывал.

— А что они рассказывали вам? — не отставал Пиноккио.

— Рассказывали о ситуации в городе да о делах ваших.

— А о кофе говорили? — спросил Буратино прямо в лоб.

— Говорили что-то, — отвечал Бартоломео, — но я толком не разобрал, вон они какие, — он улыбнулся, — языками-то еле ворочают.

Пиноккио аж позеленел от злости. Он едва сдержался, чтобы не вскочить и не броситься на своих дружков с кулаками. «Ну, Рокко, ну, осёл, — про себя ругался Буратино, — а на второго идиота и вовсе смотреть не хочется. Хвастуны, дешёвки, выпендрялы. Из форсу перед этим фраером заморским про кофе рассказали, чтобы этому пижону американскому пыль в глаза пустить, показать, какие крутые, какими делами ворочают. Ослы бестолковые».

А тем временем бестолковые ослы добрались до моря. И один бестолковый осёл стал курнать другого бестолкового осла в ледяной воде, чтобы привести его в чувство. Причём второй осёл отчаянно сопротивлялся, отказываясь приходить в чувство, несмотря на холодную воду. А Буратино, глядя на них, психовал.

— Да ладно тебе, Буратино, не злись, — произнёс Барт. — Выпили ребятки, отмокнут через часик.

— Время идёт — дело стоит, — коротко бросил Буратино.

— А ты на них не смотри, иди по делам. А я за этими оболтусами пригляжу, — предложил Конти. — Или, хочешь, сам схожу куда надо.

— Нет, — произнёс Пиноккио, — мне показалось, что за мной какой-то тип следит в городе. Я лучше с тобой побуду. А по делам пошлём Луку, когда в себя придёт.

Буратино, конечно, врал. Никакой тип за ним в городе не следил, просто боялся парень упускать этого американца из виду и проклинал тот день, когда обратился к Томазо.

— А мне показалось, что ты не пугливый, — заметил Барт. — Да и с реакцией у тебя всё в порядке, на звук стреляешь. Хорошо, что осечка была.

— Хорошо, — кивнул Буратино.

— А ты ведь не боишься в человека стрелять, а, парень?

— Это вышло рефлекторно.

— Чего-чего? — не понял Конти.

— Машинально, говорю, получилось, случайно, — отвечал Буратино, — с испуга.

— А-а, ясно. А мне показалось, что ты при нужде человека в шесть секунд хлопнешь и ухом не поведёшь даже.

— Не хлопну, — ответил Пиноккио, — крови боюсь сильно, да и людям не люблю больно делать, — зачем-то врал Буратино, он не боялся крови ни своей, ни чужой, да и к боли был равнодушен, папаша его всё-таки чему-то научил.

А Рокко уже в это время привёл своего приятеля в чувство, но, тем не менее, вид