Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И тогда он снова вернется ко мне.
– Значит, ты рассказала об этих планах Марии?
Габриэлла опустила голову, глаза ее снова прилипли к полу.
Когда до женщин дошло наконец, каковы оказались последствия, Карла закрыла рот ладонью и застонала. София на секунду опустила голову, потом снова взглянула на девушку. Нет. Это неправда, не может этого быть.
Габриэлла посмотрела на мать.
– Я люблю его, – сказала она.
Сердце Софии гулко билось, в груди стало тесно, и она никак не могла побороть это ощущение.
– Ты же знаешь, что мы Марии не доверяем так же, как и чернорубашечникам…
Габриэлла ничего на это не ответила.
София чувствовала, как в ней происходит борьба; она не хотела верить в услышанное. Девчонка, скорее всего, все это придумала. Она бы никогда так не предала своего брата.
– Габриэлла, это правда? – настойчиво спросила Карла. – Только честно?
Габриэлла метнула взгляд в сторону матери и быстро отвела глаза.
София напряженно думала. Рассказала ли Мария об этом своему Паоло, узнать невозможно, так? Вполне может быть, и не рассказала. Она говорила, что редко с ним видится. Может быть, стоит просто пойти к Марии и спросить. Но что, если эта женщина соврет… что тогда?
– Ох, Габриэлла, – сказала она. – Не знаю даже, что и сказать тебе.
Карла, сжав зубы, поднялась на ноги. София знала, как сильно она любила сына, может быть, как обеих своих дочерей, вместе взятых, и новость, которую она сейчас узнала, разрывала ее на части.
– Простите меня, – проговорила девушка, но лицо ее изменилось, когда она увидела ярость на лице матери.
Карла тяжело опустила руки на плечи дочери, словно собираясь ее трясти.
– Простите меня, – повторила девушка, и слезы покатились по ее щекам.
Это было не просто немыслимо, а гораздо хуже. Неужели эта девушка, дочь Карлы, стала причиной гибели своего единственного брата – и единственного сына самой Карлы? В голове Софии вспыхнула картина изуродованного тела Альдо, повешенного в Буонконвенто.
Карла подняла было руку, и Габриэлла отпрянула. Карла посмотрела на свою руку… и не ударила. Не стала даже трясти младшую дочь. Но как же она хочет это сделать, подумала София.
Да что там, ей и самой хотелось ударить Габриэллу: как можно быть такой глупой?! Но нет, надо взять себя в руки. Это не должно выйти за пределы дома. Никогда. Мысли в голове Софии быстро сменяли одна другую, она со всех сторон обдумывала сложившуюся ситуацию.
– Ни слова Анне, – сказала она наконец. – Она не должна этого знать. Она обожала Альдо.
– И всегда упрекала меня за то, что я слишком балую Габриэллу, – прибавила Карла. – Анна ее убьет, если узнает.
София понимала, что та недалека от истины.
– Теперь слушай меня внимательно, – сказала Карла, мрачно глядя на дочь. – Об этом ты ни в коем случае не должна никому рассказывать. Ни единой живой душе. Никогда. Ты меня поняла?
Габриэлла молчала.
– Тебе до конца жизни придется жить с этим. Но послушай меня. Возможно, Мария ничего не сказала Паоло. И немцы об этом узнали как-нибудь сами. Может, кто-то другой им рассказал. Так что не исключено, что ты тут ни при чем.
Габриэлла ответила ей едва заметной улыбкой.
– Теперь о Паоло, – продолжала Карла. – Ведь это наверняка он отец твоего ребенка. Так?
Габриэлла чуть заметно кивнула.
– И это случилось в тот вечер, когда они оказались возле дома твоей сестры? Когда мы сидели наверху и вязали?
Девушка снова кивнула.
– Ох, девочка моя, что же мне с тобой делать? – покачала головой Карла.
Она помолчала пару секунд, потом продолжила:
– Ну что же, что сделано, то сделано, а нам остается только смириться и сделать все возможное, чтобы выйти из положения, верно? Как мы всегда это делаем.
Буонконвенто
Максин вошла в кафе и быстро оглядела помещение, чтобы убедиться, что ей здесь ничто не угрожает. В углу сидели две старые женщины склочного вида, увлеченно обмениваясь последними сплетнями и больше ни на что не обращая внимания, а за столиком возле запотевшего окна молодая мамаша уговаривала своего непослушного карапуза доесть печенюшку. Анне удалось передать Марко ее послание, и он должен был появиться с минуты на минуту. Все три женщины, участвовавшие в налете на склад оружия, твердо договорились никогда и ни с кем не говорить о том, что случилось во Флоренции, но Максин понимала, что Марко обязательно об этом сообщат.
Появившись в кафе, Марко приветствовал ее радостной и одновременно пленительной улыбкой, и сердце Максин сразу растаяло.
– Ну что? Слышал, хорошо поработала? Поздравляю.
Она была до безумия счастлива слышать его похвалу, но сделала вид, будто речь идет о каком-то пустяковом деле. Хотя оба понимали, что это далеко не так.
Взгляд Марко был невозмутим и вместе с тем искренен.
– Сударыня, вы продемонстрировали уверенность в себе, мужество и находчивость. Примите мои поздравления.
– Спасибо, Марко. Твои слова для меня много значат.
– Ты сообщила союзникам про ваш удачный налет? – спросил он.
– Да. Прошлой ночью, с помощью Джеймса. Сейчас он переместился в другой домик, поближе к нам. В прежнем, который выше по склону, провалилась крыша. Передавали мы там, но сейчас рацию спрятали у Софии под домом, в подземных туннелях.
– Ты знаешь, что случилось с той женщиной, связником ГПД?
– С Ирмой?
Он кивнул.
– Надеюсь, ушла с партизанами в горы.
– Она знала, кто вы такие? – настороженно спросил он; голос его звучал отрывисто, по-деловому.
– В каком смысле?
– Имена, откуда родом.
– Нет. Хочешь кофе?
Он пропустил ее вопрос мимо ушей.
– Она могла бы тебя опознать?
– Может быть… но я выглядела совсем как простушка, в платочке, без макияжа. И она понятия не имела, куда мы направимся после налета.
– Только не этого пойла, – ответил он наконец, указав на ее чашку. – Ты никогда не смогла бы сойти за простушку.
Она скорчила рожицу.
– Ну что, идем? – Он со скрипом отодвинул стул.
– Конечно.
– Ты на мотоцикле?
Она ответила утвердительно.
Уже вставая и собираясь выходить из кафе, Максин заметила, что женщина с ребенком с восхищением смотрит на Марко. От Максин не укрылось и то, что Марко оглянулся и бросил на женщину взгляд, в котором смешались беспокойство и нежность.