спускались на тонкие плечи незнакомки, а ярко-зеленые глаза игриво сияли в свете полной луны.

— Ниса! — с громким вздохом воскликнул Бран.

Но, словно заигрывая с юношей, она громко захихикала и пустилась наутек, отдаляясь от него и скрываясь в кромешной темени густых деревьев и маленьких, тесно расположенных друг к другу домов.

— Стой! — только и успел выкрикнуть Бран, тут же сорвавшись с места и побежав за удаляющейся в черноту ночи подругой.

Но та, не сбавляя оборотов, неслась дальше, скрываясь от его внимательного взгляда и горящих окон Ардстро. Хихикая все громче, она неслась вперед к лугу, а затем и вовсе скрылась в боровой непроглядной чащобе.

Перед самым лесом, перед той самой кривой нехоженой тропой юноша замедлил шаг, а затем и вовсе остановился. Ему было страшно. Страшно до того, что уставшее от бега сердце стало болью отдавать в его тонкие ребра. Бран не понимал, отчего вязкий холодок расходился по его продрогшему телу. Возможно, причина крылась в том, что все это было очередным глупым сном, игрой его разума или, напротив, загадочной, пугающей своей таинственностью действительностью.

Ниса тоже на мгновение остановилась и, легонько поманив его крохотной белой ладонью, вновь бросилась бежать без оглядки, шустро пробираясь сквозь пышные кустарники. Бран торопился успеть за ней, опасаясь, что вновь потеряет девочку из виду и никогда более не сможет узнать, существовала ли когда-нибудь на свете девочка по имени Ниса Суини.

Войдя в лесную глушь, юноша изумился тому, насколько хорошо помнил все закоулки, густые деревца, которые во сне казались ему совершенно голыми, ободранными осенью стволами. Но и это не испугало его так сильно, как то, что он, сделав несколько шагов, оказался в плену молочной пелены, сквозь которую вряд ли можно было разглядеть хоть что-то.

Девочка тем временем продолжала весело смеяться, заманивая его вглубь лесного морока, и он, повинуясь ее голосу, шел все дальше, пока наконец не добрался до широкого, залитого белесым туманом озера, возле которого она и застыла, словно бы указывая, что они пришли в назначенное место.

— Ниса, что, черт возьми, происходит? Почему ты убегаешь от меня? — вплотную подойдя к подруге, с дрожью в слегка охрипшем от бега голосе спросил Бран.

— Ты сам убегаешь от себя. Убегаешь от реальности, — тяжелым мужским голосом ответила Ниса и, сняв тонкое ситцевое платье, тут же обернулась высоким темным монстром с закрученными толстыми рогами и крепкими, как у лошади, копытами.

Бран сразу же признал в нем самого сатира Одвала, что где-то там, в его воспоминаниях, которые, как ему казалось, являлись не более чем кошмарным сновидением, указывал ему дорогу к Топи. Дорогу к Конунгу Морлею и погибели одного из его верных друзей.

— Ты?! — сквозь зубы воскликнул юноша, отходя от высокого жилистого существа, дабы чувствовать себя безопасности. — Из-за тебя погиб Фиц!

Сатир лишь усмехнулся, а затем, подходя к юноше так, чтобы тот сумел рассмотреть его грубое, подернутое складками лицо и горбатый широкий нос со вставленным в него медным кольцом, спросил:

— Фиц? А существовал ли он на самом деле? Или это всего лишь тень твоих неясных воспоминаний?

Бран замешкался, а затем, сжав кулаки так, что на них проступили тонкие жилы, произнес:

— Чего ты хочешь от меня? Зачем заманил в это проклятое место? Желаешь, чтобы я вновь сошел с ума?

— Поверь, мой мальчик, этого хочу совсем не я. Да и к чему лишний раз сотрясать словами воздух, когда можно просто показать, — Одвал махнул своей большой ладонью, и туман тотчас растворился, открывая взору юноши четверых безмятежно спящих на земле подле Туманного озера подростков. Среди них был и он сам.

— Ты, должно быть, совсем позабыл о них, Бран? Хотя скажу честно, вы казались мне довольно сплоченной командой, — хитро улыбаясь, продолжал вещать Одвал. — Но твое безразличие легко можно оправдать. Все-таки Индра на славу постаралась, создавая этот чудесный мирок.

Бран буквально онемел. Его язык, казалось, не мог пошевелиться, и, не в силах что-либо сказать, юноша стал молча приближаться к телам обездвиженных дремой друзей, раскинувшихся на холодной лесной земле.

— Сейчас они, подобно тебе самому, видят прекрасные сновидения, в которых нет места жестокости, кровопролитию и уж тем более смерти дорогих их сердцу людей, потому что и самих этих людей в этом мире не существует, — вглядываясь в безжизненные лица путников, сказал сатир. — Даже не знаю, какой путь избрал бы я, если бы в моей фантазии было так тепло и уютно. Если бы рядом была живой мать. Реальность — гадкая штука, но на то она и реальность, а не плод испуганного жестокостью разума.

Бран стал у изголовья Нисы и, прикоснувшись к ее телу рукой, внимательно всматривался в очертания умиротворенного девичьего лица. Глаза ее были прикрыты пушистыми светлыми ресницами, щеки порозовели от холодных порывов осеннего ветра, а на губах застыла нежная улыбка. Ей снилось нечто волшебное, нечто, чего нельзя было отыскать в ужасающей своей бесчеловечностью реальности.

— Верно, ты хочешь узнать, как долго вы находитесь в паутине волшебного сна?

Бран вновь ничего не ответил, а лишь слегка кивнул.

— Что-ж, если переводить время грубо, не считаясь с кое-какими мелкими деталями, то полные сутки в этом иллюзорном мире равняются всего лишь нескольким минутам в действительности, поэтому пока вам ничего не угрожает. Можешь смело наслаждаться вкусной едой, добродушными соседями и волшебным теплом семейного очага, — сказал Сатир, садясь на сырую землю возле спящих детей. — Хотя, кто знает? Возможно, на поляну сбегутся волки и растерзают ваши беспомощные тела, не в силах совладать с собственным голодом. Или русалки догонят вас и казнят всех разом, — он пожал своими массивными плечами и, внимательно посмотрев на Брана, добавил: — Главное, что вы проститесь с жизнью в полной гармонии и навечно станете заложниками туманного сновидения.

— Почему? Почему ты привел меня сюда, если тебе абсолютно безразлична наша судьба? — с жаром воскликнул Бран, словно злоба к сатиру пробудила в нем доселе забытые чувства.

— Возможно, я совесть, которая затихла в глубине твоего холодного сердца, прикормленная приторно-сладкой ложью, а, возможно… — абстрактно рассуждал Одвал и, казалось, его забавляло сыпать загадками, он ничуть этого не стыдился. — В любом случае твоя судьба зависит только от тебя самого. Можешь остаться в этом мире, а можешь вернуться к ужасной реальности.

— Но что такое реальность? — тяжело выдохнул Бран. — Я совсем запутался…

Сатир легко похлопал мальчика по плечу, а затем, немного помолчав, произнес:

— Главное, что ты подразумеваешь под этим словом. Даже если я или Индра очень захотим, мы не сможем выбрать за тебя