— Нашла-таки, — сказал он, когда Ася, выговорившись, замолчала.

— А вы знали? Конечно, знали.

— Знал, а как же. Здесь колье хранилось, бриллиантовое.

— Так уж и бриллиантовое? — засомневалась Ася. — И куда же оно делось? Вы его видели?

— Видел, — кивнул Владлен. — Сейчас расскажу.

И он, покашливая и посмеиваясь сам себе, рассказал Асе историю, часть которой она уже слышала от Лёни. Родители Владлена погибли в первые революционные годы, ему же удалось спастись стараниями сердобольной и отважной горничной Глафиры. Она забрала мальчика, а заодно и вещи, каким-то образом оставшиеся неконфискованными в пользу революции и её творцов. Вещей было немного, и почти все она позже продала, чтобы выжить. Осталась шкатулка с нардами, не слишком примечательная для покупателей. Владлен совершенно случайно, играя, обнаружил тайник, а в нём — бриллиантовое колье невероятной красоты.

— Я до сих пор его помню, хоть и мальцом тогда был, — говорил он. — Сияние такое, словно чистый снег под солнцем. Мать когда-то надевала его, смутно помню мать, но это колье отчётливо, как на фотографии. Видимо, отец как-то успел спрятать его в шкатулку. Либо там и хранил.

— И что, что с ним произошло? — спросила Ася.

— Что произошло? Украли… Тетю Глашу мою по голове отоварили, а меня дома не было. Тайник открыли, шкатулку бросили. Тетка потом долго сокрушалась, но главное, хоть жива осталась. Думаю, сболтнула она где про такую ценную вещь. Или продать кому пыталась.

— И что потом?

— А что потом… Щи с котом. Глаша замуж вышла, я так у них в старших сыновьях и остался. Дом-то этот, дача, моим родителям принадлежала, чудом мы здесь остались, так и живу. Да Лёнька тебе рассказывал, а?

— Рассказывал, немного, — кивнула Ася.

Одно звучание его имени вызвало такое сердцебиение, что впору не удержать сердце в груди, вот-вот улетит.

— Он, смотрю, много тебе рассказывал.

— Владлен Феликсович… — начала Ася и замолчала. Горло вдруг перехватило, словно после первых слов на публичном выступлении.

— Что? Нарды желаешь вернуть? Ну решай сама, но это подарок. Мало ли сгодится. Всё равно после меня некому их оставить. Лёньке все это ни на грош не нужно. Или… что?

— Вы… вы не знаете? Я давно не видела Лёню, и… он, кажется, бросил институт.

— Вот как? Не видела, стало быть…

Владлен вздохнул, что-то процедил сквозь зубы, возможно, относящееся к горе-племяннику, затем продолжил вслух:

— Не сказал тебе, значит. Ну, таков и есть. Уезжает он, мерзавец, уехал уже, верно, в Сибирь, на этот, как его… БАМ.

— На БАМ? — выдохнула Ася. — Но почему? Он же бросил институт… а как же…

— Так ты, девонька, ничего не знаешь? — нахмурился Владлен Феликсович.

— Ничего, — кивнула Ася, густо покраснев, словно была виновата в своей неосведомленности.

Владлен покачал головой, помолчал, что-то обдумывая, мрачно глянул на Асю.

— Он говорил, что у него мать… пьёт, — сказала она, настигнутая вдруг какой-то смутной догадкой.

— Так и есть, запилась совсем. Так запилась, что пожар учинила в доме, в квартире своей. Всё сгорело, вещи… всё. Одни стены остались. Хорошо, Галинки, младшей, дома не было, в школу ушла. А в квартире мужик сгорел, что с Веркой жил, с Лёнькиной матерью, сводной сестрой моей.

Ася охнула, прижала ладони к пылающим щекам. Она ничего, ничего не знала… А он не захотел делиться своими невзгодами! Не захотел, не верил ей, не… «любил» — это слово ударилось о незримый барьер и сползло по нему, словно капля воды. А она не спрашивала, не хотела знать, боялась спросить, считала неловким вторгаться туда, куда он не желал её пускать. Не желал, потому что не доверял ей. «Ох, что это я, — одернула она себя. — Ему, ему плохо, а ты о чём?»

— А сестра, Галина? Как она, что с ней?

— У бабки пока, по отцовской линии. Не знаю, что и как там у них будет, но этот негодяй укатил деньгу зарабатывать. Может, что и заработает, кто его знает. Давай, что ли, еще чайку тебе налью. Я бы выпил чего покрепче, да не с девкой же пить. Ты девушка хорошая, я вижу, Лёнька тебе не пара. Не переживай, всё путём.

Ася механически кивнула, сидела оглушённая, пылая жаром, словно поднималась температура. Температура, действительно, поднялась, и когда Ася, добравшись до своей комнаты, поставила пакет с нардами и сумку на Лёлину кровать и рухнула, не раздеваясь, на свою, перед глазами поплыли разноцветные круги, как в детстве, во время частых болезней.

Глава 18. Триктрак. Бичи-Хед

Заключённая в четырех стенах непогодой и на этот раз инспектором, я из любопытства побродила по дому. Поднялась по узкой лестнице на второй этаж на крошечную площадку с парой дверей, за одной из них оказалась маленькая спальня, за другой — комната неясного предназначения, по обстановке напоминающая ту, в которой я провела несколько ночей в доме Монтгомери. Полежала на диване в лечебных и психоаналитических целях. Сказала суровое «нет» необоснованной симпатии, которую вызывал у меня инспектор Нейтан. Симпатии и доверия, основанных на чувствах, которое так часто меня подводили. Пора научиться фильтровать эмоции, оставляя лишь чистые, практические и взвешенные. Я думала о странных совпадениях и гадала, почему столь неотвратимо меня преследует эта игра, эта коробка с фишками и костями в исполнении в голландского мастера Ван Майера? Зачем нужно было тащить с собой эти нарды? Как талисман своих невзгод? Как символ истории, что подкосила меня на долгие годы? Как воспоминание о мальчишке, моём первом мужчине? Сентиментальная дура! Все давно поросло быльем, и дочери Машке, что так похожа на своего отца, уже далеко за двадцать. Пора подумать о покое и подвести итоги, а не гоняться за эфемерным счастьем, которого по определению не существует в природе. Лишь мгновенья озарения, что приходят и уходят, как зори на востоке.

Существуют или нет вторые нарды с тайником и хранится ли что-нибудь в том тайнике, как то пропавшее бриллиантовое колье — какое это имеет значение? Джеймс пострадал из-за жадности, глупости или зависти — главных движителей несчастий человечества. Здесь я впала в невыносимый пафос, от которого была спасена естественными позывами — жизнь и организм всегда, так или иначе, все расставляют по местам. Немного похозяйничала на кухне, вскипятила воду и, обнаружив в шкафу банку с молотым кофе, а на плите — турку, сварила себе порцию. Этот напиток богов, пусть и в моём бездарном исполнении, как всегда, подействовал позитивно.

Подступил вечер, непогода отступила, лишь шуршали капли дождя