– Жаруся! – Катерина тоже умела, когда надо, рявкнуть так, что даже Жар-Птица крушащая вдалеке ледяное побережье прибыла незамедлительно. – Можно его согреть и поднять? – хмуро уточнила она.

– Запросто! – тем же мрачным тоном ответила Птица, и легко решила обе задачи. Через пару минут Степан стоял на ногах, с полным ощущением того, что он только что из парилки! Ещё бы зрение было…

– Дурень! – с выражением констатировала Катька и обняла ошарашенного Степана. – Не дождёшься!

И ведь давал он себе тридцать три честных слова, что если нет возможности зрение вернуть, то и близко не разрешит ей подходить, так только больнее будет и ей и ему! Только вся его решительность вдруг растаяла, словно её и не было.

– Не смей даже думать, что я тебя брошу! Понял? – на ухо ему шепнула Катерина.

– Кать, я не смогу… – у него было много времени на эти безрадостные, мучающие его мысли, зато не было уже никакой надежды, и эти два фактора практически добили Степана. – Ты же… Тебе же придётся с кем-то другим теперь, пусть даже для вида, а я так не вынесу. Да, и потом… Я даже школу уже не закончу. И так… Инвалид…

– Ты чего? Ещё и головой ударился? Нет? С каким таким другим для вида? Ты за кого меня принимаешь? Разберемся мы и со школой и со всем остальным. И вот ещё что… Жаруся ведь не сказала, что воды в источнике нет. Она сказала, что её не достать… Может, кому-то и не достать! А кому-то вовсе даже и наоборот! Короче говоря, я так рада, что ты жив! Я счастлива просто! – она ещё крепче обняла Степана. И только хотела сказать ещё что-что важное, как раздался глухой вой, гул, и ледяная скала дрогнула и завибрировала. Степан машинально поставил Катерину за себя, а осознав свою беспомощность, едва не застонал от отчаяния.

– А чего это там мельтешит и воет? – любознательно уточнила Жаруся.

Степан с трудом сумел челюсти разжать и ответить:

– Кащеев Вихрь.

– Да ладно… И он до сих пор не выбрался? – Жаруся облетела вокруг, покачала точеной головкой. – Неплохо сработано! Ну, нам же лучше.

– Выыыыыпууустииитееее!!! – провыл Вихрь, лихорадочно пытаясь найти во льду хоть крошечную щелку.

– Да с чего бы это вдруг? – поинтересовалась Жаруся. – Тебя хозяин твой туда запихнул, пусть он и выпускает!

– Неееет! – заметался Вихрь.

– Именно, что да! Катюша, давай-ка вьюношу от себя далеко не отпускай, а то пропасть тут близковато. Ничего, разберёмся! – воспряла Жаруся, ласково глянув на свою девочку и припомнив, что вообще-то много чего из того, что сделать было нельзя в принципе, невозможно совершенно, она как раз и сделала!

До прилёта Бурого и остальной компании к ледяной глыбе, Катерина заставляла Степана ходить вместе с ней, пока он не осознал, что тело он всё-таки чувствует. А пока ходили, она со Степаном разговаривала, да не просто так, а вытягивая его из отчаяния и ледяной безнадёги.

– Кать… Я же тебя знаю… Ты не бросишь, не предашь… Только вот я этого не приму. Мне так не надо. Я сам буду знать, что я тебе только обуза! – отвечал ей Степан.

– Хорошо, ладно, давай отбросим всякие мои прекрасные качества подальше, – вздохнула Катерина. – И посмотрим с моей стороны. Ладно? Ты мне нужен! Именно ты! Какой есть! Зрячий, слепой, в страшной шкуре, или красавец-мо́лодец! Это всё равно ты! И ты меня прогонишь, зная, это? – ей было очень трудно всё это выговорить, но она справилась.

Cтепан дорого бы дал, чтобы увидеть её лицо! Что ж за проклятье-то! Потянулся было к ней, и тут, разумеется, почти им на голову со спины Бурого прыгнул Баюн и оглушительно взвыл от неудачной посадки, почти по уши влетев в сугроб. Грянули рядом тяжеленные копыта Сивки, с его спины спрыгнул Кир и кинулся к побратиму. Опустился Воронко. Бурый уже обнюхивал Степана, присматривался к глазам.

– Так, всё понятно… Ну, живой и ладно. С остальным будем разбираться! – Бурый чувствовал, что надо убираться подальше из этого проклятого места. Прямо шерсть потрескивала от неприятного ощущения. – Полетели отсюда!

– Выыыыпуститеееее!!! – взвыл Вихрь, забился, застонал в леднике. Ярик облетел вокруг ледяной глыбы, сочувственно посвистывая. И в который раз подумал, что ему просто дивно повезло! Сказочница-то его не запирает!

Бурый на ветреный вой даже не оглянулся. Велел Катерине подвести к нему Степана и лететь вместе с ним. Баюн ему и так надоел хуже горькой редьки, а Степан выглядел совсем растерянным, когда Катерина отпустила его руку. Зато верхом на Волке, да с Катькой за спиной, Степану стало гораздо лучше, особенно, если глаза закрыть, и представить, что всё это просто сон!

Они улетели уже далеко, когда от сотрясения, вызванного разрушительным действием ярости Жар-Птицы, чуть сдвинулся снежный пласт у пропасти. Потом ещё чуть-чуть, а потом кусок льда, куда Кащей заковал свой ветер, полетел в пропасть… И надо же было такому случиться, что ледяной куб не разбился, а попал в толстенный слой снега, скопившийся в пропасти, утонул в нем, надёжно скрыв воющий от безнадёги, ярости и тоски Вихрь!

Степан проснулся уже у себя в кровати, открыл глаза и… И вспомнил! – Нееет! Нет! Нет! Нет! – крепко сжатый кулак грянул в дубовую стену      раз, другой, третий.

– Не громи Дуб. Он не причем! – голос Кира раздался совсем близко.

– Кир? – Степан не знал, что побратиму пришлось сильно постараться, чтобы голос его звучал как обычно. До слёз было жалко Стёпку! Дико видеть его беспомощное движение рукой, поворот головы в надежде понять, откуда голос.

– Здесь я! Давай руку! – Кир поймал запястье друга и потянул его, помогая встать. – Заспался ты, брат. У нас военный совет заседает уже часа три.

– И что ты тут тогда делаешь? – мрачно уточнил Степан.

– Тебя караулю. Не дёргайся, и не рычи на меня. Если б я был в таком же положении, разве бы ты мне не помог?

Степан представил Кира на своём месте. – Конечно, помог бы!

– Вот и я… Конечно. К тому же с утра наощупь искать дорогу в туалет как-то не того. Не комфортно. Опоздать можно, если что…

– Иди ты… – проворчал Степан, подведенный за руку именно к тому самому нужному месту.

– И пойду, только провожу тебя в горницу, как только выйдешь! Там-то сам управишься?

Нелитературный ответ Степана заставил побратима ухмыльнуться. Раз начал злиться, значит, уже приходит в себя.

В горницу Степан прибыл уже умытый, и вполне в приличном виде.

А там бушевал шторм!

– Я тебе русским языком говорю, что никто этого не знает! – вопил Баюн, топая по лавке всеми четырьмя лапами, чтобы посолиднее было!

– Ты, может, и не знаешь, и это уже даже не удивляет никого! А птицы мне сказывали! – отвечала опасно разгоряченная Жаруся голосом, от которого дребезжали окна и пригибались как под ураганом стулья. Бурый просто гневно рычал. А посреди всего этого бедлама сидела Катерина и копалась в кипе каких-то бумажек. Одна из них выпала и улетела под правое переднее копыто Сивки.