Так что вместо ответа Генри сделал то, за что месяц назад плюнул бы сам себе в лицо: он опустился на колени, потому что Эдвард учил его, что о самом важном просят именно так. Отец растерянно моргнул.

– Папа, я тебя не буду спрашивать, что это такое и что ты хочешь сделать. Какой-то очередной безумный план, как вернуть себе власть, величие или что там тебе еще надо. Но если я тебе нужен хоть немного больше, чем вся эта дрянь, положи лист мне на руку, и мы забудем об этом. – Генри стащил одну перчатку и протянул ему руку ладонью вверх. – Я никогда не спрошу тебя про маму, мы с тобой будем друзьями, будем снова ходить на охоту, но только… Пожалуйста.

Отец молча смотрел на него, и Генри понял этот взгляд. Простенькое счастье с сыном, охотой и рыбалкой не заменит отцу того, что он теперь рассчитывал получить.

– Люди не меняются, да? Я правда хотел измениться, я не врал. – Отец невесело, коротко рассмеялся. – Но это как… Знаешь, если уж человек любит выпивку, он может годами к ней не прикасаться, но никогда не сможет смотреть на бутылку спокойно. Я думал, мне будет всего этого достаточно – тебя, мелких подвигов, спокойной жизни. Но это… – Он сильнее прижал к себе лист. – Это такое могущество, какого я и представить не мог. Я себя не прощу, если не воспользуюсь шансом.

Генри поднялся и натянул перчатку.

– С этой вещью ты отсюда не уйдешь, – звенящим голосом сказал он, краем глаза пытаясь найти ближайший осколок меча.

Он должен хотя бы припугнуть отца, попытаться его остановить, но тот, как всегда, оказался быстрее.

– Не это ищешь? – спросил отец, приподнимая лямку узла, висевшего у него на плече. Узел тяжело звякнул. – Я собрал все обломки меча, пока ты искал Эдварда. Опасался, как бы ему не взбрело в голову меня убить.

– Ты отсюда не уйдешь. Я могу…

– Что ты можешь, Генри? – перебил отец. – Использовать дар? Не смеши меня. Ты сам его боишься, а еще я твой отец, ты не сможешь убить меня. Подраться? Врукопашную ты меня не победишь, и сам это знаешь.

– Ты кое-что забыл. Выход завален, а камни могу уничтожить только я.

– Ты тоже кое-что забыл, – криво улыбнулся отец и, вытащив медальон, который висел у него на шее, сжал его.

Медальон, с помощью которого он вызывал Джоанну. Генри все же бросился к нему, сам не зная, что собирается делать, – но было поздно. Он не успел пройти и трех шагов, а Джоанна уже стояла рядом с отцом. Из ее распущенных темных волос торчала расческа – видимо, Джоанна так спешила явиться на зов Освальда, что не стала выпутывать ее из своей гривы. Генри остановился. Он трезво оценивал свои шансы в драке с волшебницей, которая несколько дней назад с таким удовольствием воткнула нож ему в живот.

Джоанна задумчиво оглядела пещеру, играющего на полу Эдварда, труп девушки, мертвых птиц и перепуганного Генри.

– Вижу, ты без меня нескучно проводишь время, – холодно сказала она, повернувшись к отцу. – Я же сказала: не зови, пока не прекратишь изображать доброго папочку.

Освальд молча протянул ей лист. Она взяла – и брови у нее поползли вверх.

– Где ты это взял? Я думала, предел – выдумка. Мы же теперь можем…

Отец кивнул, и Джоанна протянула ему руку. Улыбка на ее губах медленно расползалась к ушам.

– Папа, не надо, – безнадежно пробормотал Генри.

По азартному блеску в глазах отца уже было ясно: он не остановится.

– Генри, прости. Какой бы ни была наша следующая встреча, что бы я ни сделал, просто помни: я люблю тебя, – серьезно проговорил отец.

– Этого мало! – заорал Генри. – Папа, этого мало!

Но отец уже стиснул ладонь Джоанны – и они исчезли. Генри пнул ближайшую кучу золота, и монеты брызнули во все стороны. Легче не стало, и он начал лупить следующую груду ценностей. Он знал, что ему нельзя злиться, что огонь может вернуться, – но тот злорадно молчал. Огонь любил, когда Генри разочаровывался в людях. Чем меньше привязанностей, тем лучше.

– Ты же мог вмешаться! – закричал Генри. Избиение вещей совсем не унимало боль в груди, и он начал бросать их в стены пещеры. Лучшей находкой оказалась корзина старинных тарелок – в звуке, с которым они бились о камни, было что-то умиротворяющее. – Раз этот предел такой опасный, остановил бы их, и дело с концом! Ну и где ты, когда нужен?

Барс, конечно, не ответил. Когда тарелки закончились, Генри без сил уперся руками в колени. Он поискал взглядом Эдварда и, обнаружив, что тот забился в угол, подошел и сел рядом. Эдвард был еще одной проблемой, с которой нужно было что-то сделать, – и ее Генри собирался решить во что бы то ни стало.

Эдвард испуганно отодвинулся, Генри завертел головой, думая, чем его успокоить, – и тут увидел, что из внутреннего кармана расстегнутой куртки Эдварда торчит голова тряпичного медведя. Он вытащил его и сунул Эдварду в руки.

– Узнаешь? – спросил Генри, и лицо у Эдварда тут же просветлело.

– Господин Теодор, – прошептал он таким нежным голосом, что Генри тяжело вздохнул.

Мой отец прав, ничего хорошего тебя во дворце не ждет. Поэтому вот что мы сделаем, – с уверенностью, которой вообще не чувствовал, сказал Генри. – Доберемся до какой-нибудь деревни, и я отправлю твоему отцу сообщение, что мы победили чудовище и отправились… ну, скажем, в путешествие по королевству. Я, правда, не умею посылать сообщения, но, думаю, это не сложнее, чем убить лютую тварь. Мы спрячемся где-нибудь, и я попытаюсь уговорить кого-то из волшебных существ тебе помочь, а заодно выясню насчет предела. Во дворец, я слышал, существам хода нет. Я тебя не брошу, просто слушайся меня. Все ясно?

Эдвард наморщил лоб.

– Это какая-то игра?

– Да. Очень веселая игра. Ну, пошли. Видеть больше не могу эту пещеру.

Генри поднялся, но далеко уйти не успел, потому что Эдвард с радостным воплем поднял какой-то золотой ящик.

– Смотри, музыкальная шкатулка, тут ноты на крышке нарисованы! Надо только понять, как открывается. – Эдвард деловито покрутил шкатулку, нажимая то туда, то сюда. Генри хотел было вырвать эту ерунду у него из рук, но потом вспомнил, что торопиться им некуда, и стал терпеливо ждать. – А! Я понял-понял-понял! Ноты все перепутаны, а надо их в правильном порядке нажать, помнишь, мама нас учила?

Как ни странно, он оказался прав: крышка со щелчком открылась, внутри что-то начало крутиться, и раздалась слабая, будто вздрагивающая музыка. Эдвард блаженно зажмурился, но мелодия тут же прервалась, он заглянул в шкатулку и сердито сказал:

– Тут какая-то штука в шестеренки попала.

Он вышвырнул мешавший ему предмет, Генри инстинктивно поймал его на лету – и сел на землю. Это был прозрачно-красный стеклянный цветок.

Какое-то время Генри просто глядел на него под звуки бодрой мелодии, лившейся из шкатулки, а потом все же заставил себя развернуть полуистлевший кусок бумаги, которым была обернута ножка цветка. Это была записка – такая выцветшая, что Генри с трудом разобрал слова.