лет примерно сорока, с внешностью такой, что глянешь и забудешь. Одет довольно неприметно – москвошвеевский[2] костюм, рубашка, галстук.

– Здравствуйте, Борис Михайлович, – промолвил незнакомец. – Капитан госбезопасности Семенов. Мы могли б поговорить?

– Предъявите документ, – потребовал Борис. – Разверните и держите, чтобы я мог его прочесть и разглядеть фотографию.

Гость пожал плечами и достал удостоверение. Раскрыв, держал, пока Борис не убедился, что перед ним реальный капитан из КГБ.

– Заходите, – он посторонился.

– А вы бдительный, Борис Михайлович, – заметил гость в прихожей.

– Научился на границе, – пояснил Борис.

– Понятно, – гость кивнул. – Неужели приходили те, кто выдавал себя за наших офицеров?

– Про КГБ не говорили, но профсоюзных деятелей изображать пытались. Был один. Сказал, от профсоюза, только оказалось, что предатель Родины.

– Вот как? – Семенов удивился. – А с чего вы взяли, что предатель?

– Правозащитником себя назвал. Склонял меня к измене Родины. Для начала предложил мне дать интервью для радио «Свобода», а в нем потребовать выезда из СССР в «свободный мир».

– А вы?

– Отпинал его и вышвырнул за дверь.

– Крепко били? – хмыкнул капитан.

– Сильно, но аккуратно, – просветил Борис. – Без следов насилия на лице.

– Правильно! – засмеялся Семенов. – Не то еще в милицию заявит. А на теле… ну, упал неловко гражданин на лестнице, так пить меньше надо.

– Именно, – подтвердил Борис.

– Фамилию запомнили? – спросил капитан.

– Назвался Ивановым. Но он такой же Иванов, как я Эпштейн.

Семенов улыбнулся.

– Побеседуем, Борис Михайлович?..

Часом позже Семенов вышел из подъезда дома. Шагая к остановке, в уме выстраивал строчки будущего рапорта. Борис ему понравился – трезвомыслящий, спокойный парень. На прочих представителей интеллигенции нисколько не похож. На вопрос, как так случилось, что оказался в дворниках, Борис пожал плечами:

– Оказался невостребованным, как композитор и певец, и еще художник. Чем же заняться? Профессионального образования не имею, поэтому лишь дворник или грузчик. Решил стать дворником. Работа нетяжелая, много времени не забирает. Убрал с утра, что нужно, и свободен. Есть время подготовиться к сессии в педагогическом.

Капитан кивнул, обычная история в столице. Многие заочники в Москве так делают. Он не знал, что с институтом у собеседника все сложно. Заявление об отчислении Борис писать не стал, но и на экзаменах решил не появляться. Не нужно ему это унижение. Его отчислят за неявку, но это будет позже…

– Не обижаетесь на власть? – спросил Семенов.

– С чего? – он удивился. – Власть дала мне квартиру, позволила мне заработать денег. На авторские отчисления за песни могу безбедно жить. Для меня зарплата дворника – подспорье. Мог не работать вовсе, но не хочу быть тунеядцем, да и стаж на будущее пригодится. За то, что я Герой Советского Союза, доплачивают на работе. Все нормально, какие могут быть обиды?

«Наш, советский человек, – решил Семенов. – Нет в нем гнилья, как у других интеллигентов. Настоящий патриот!» Он не знал, что уже на следующий день составленный им рапорт ляжет на стол самому Андропову. Что председатель КГБ распорядился отправить побеседовать с Коровкой сотрудника добросовестного, но недалекого. Не нужно, чтоб Семенов догадался, что задумал председатель КГБ. В курс случившихся событий Семенова вводить не стали. Велели навестить новоиспеченного дворника и разузнать, чем тот дышит. Сейчас, читая рапорт капитана, Андропов улыбался. Семенов написал, как нужно, и рапорт добавится в папку к прочим документам. А там уже лежит справка об ущербе, который понесла страна в результате расправы с художником, певцом и композитором. Факты вопиющие. Цитаты из выступлений антисоветчиков на вражеских радиостанциях, обзоры мнений граждан СССР, подготовленные сотрудниками комитета. Из документов следует неопровержимый вывод: слишком дорого обходится стране самодурство секретаря ЦК КПСС! Хотя фамилия его не названа, и о причинах бед, обрушившихся на Коровку, нет ни слова. Но тот, кому все это предназначено, поймет…

Председатель комитета отлично знал о пагубном воздействии Суслова на культуру в СССР. Талантливые произведения литературы и искусства поливают грязью. Фильмы отправляются «на полку», песни запрещают.[3] Партийная цензура, возглавляемая Сусловым, не прощает малейшего отклонения от догмы. Андропов присутствовал на банкете, проходившем во Дворце съездов, и был полностью согласен с тем, что сказал Коровка. Сам он, конечно, промолчал – не по чину кандидату в члены Политбюро спорить с секретарем ЦК. Но велел своим сотрудникам за Коровкой присмотреть. И не ошибся: Суслов вляпался в расправу над певцом, тем самым противопоставив себя Брежневу. Леонид Ильич не любит, когда трогают его любимчиков, а Коровка из таких. Ладно б только песни запретили, но лишить его работы и учебы, наконец, невесты? Это явный перебор. С Сусловым у Брежнева отношения хорошие, но, возможно, у Андропова получится проложить меж ними трещину. В идеале – разобраться радикально. Слишком хлопотно для КГБ подчищать хвосты за Сусловым и его ставленниками. Многие талантливые люди в СССР, оказавшись невостребованными, переходят в стан противников советской власти. Кто-то лишь ворчит на кухне, а кто-то ищет связи с иностранцами. Часть советской молодежи преклоняется пред Западом. Синие рабочие штаны, сшитые в Америке, становятся фетишем, за них платят бешеные деньги. Длинные прически, поклонение «Битлз»… А кто в этом виноват? Правильно, Андропов. Возглавляемый им комитет со своей задачей не справляется…

«А Коровка-то весьма непрост, – подумал председатель КГБ, прочтя рапорт до конца. – Он Семенова переиграл как пацана, выдав сочиненную самим легенду. Дескать, в дворники пошел по доброй воле. И ведь капитан ему поверил! Получается, умеет убеждать. И ни слова о причине своих бед. Парень – молодец, удар держать умеет. Не болтлив, не размазня, как многие интеллигенты. Если отобью его от гнева Суслова, надо будет с ним поговорить. Мне такие кадры пригодятся…»

***

Леонид Ильич положил на стол прочтенный им последний лист бумаги из доставленной ему спецпочтой папки и на некоторое время погрузился в думы. То, что он сейчас узнал из стопки документов, подготовленных сотрудниками КГБ, вызывало изумление и гнев. Так расправиться с хорошим парнем! Лишь за то, что он поспорил с Сусловым… Знал ведь Михаил Андреевич, что генсек к Коровке благоволит. Тем не менее, посмел. Да, сказал ему генсек на том банкете, чтобы разобрался с музыкантами, но не так ведь! Ладно б Суслов ограничился внушением. Вместо этого он размахнулся от души. Коровку выгнали с работы, отчислили из института, запретили его песни, к слову,