Элтрайс благосклонно взглянул на того, кого даже мысленно не мог заставить себя назвать императором. Хотя, кого он обманывал, мальчишка идеально ему подходил все эти годы. Достаточно тупой, податливый и совершенно легковерный. Его было удобно защищать, им было легко управлять. Бедный Ариен, так старался вразумить парнишку, не понимая одной простой истины, что в том проку, если «император» туп, как пробка. Эти попытки Ариен перетянуть рычаги влияния на себя забавляли Элтрайса. Не для того он взращивал этого паренька с самого его рождения, превращая в общем-то не глупого мальчика в ничтожество, которым он мог бы управлять, чтобы так запросто отдать его Рэйну. С каждым годом Ариен раздражал все больше. Он так рассчитывал, что его Аргус займет место Главы, так старательно ждал, особенно не мешал и не светился перед Рейном, пока его дети не станут достаточно взрослыми, чтобы занять полагающиеся им места. Но совершенно непостижимым образом все пошло не так. Ариен начинал беспокоить его. Артей же с каждым годом становился все большей обузой, чем прикрытием, за спиной которого было когда-то так удобно править. Как только они обновят цикл Эчари, он станет и вовсе не нужен ему. Он и Рейн, вот собственно те фигуры, которые ему следовало сбросить с доски в ближайшее время. Он и сам будет прекрасно смотреться в Императорском кресле.

На этой мысли Элтрайс добродушно улыбнулся, от чего его лицо стало еще более прекрасным, и совершенно искренне сказал:

— Ваша поддержка в такой момент — это величайшая благость.

Никто из присутствующих так и не решился оспорить решение Императора. Прежде всего потому, что большая часть Глав была не готова к открытому противостоянию, когда Элтрайс выразил свое согласие и благодарность. Но, у некоторых, включая Рейна, закралось нехорошее предчувствие относительно того, с каким энтузиазмом воспринял возможный риск сам Дриэлл.

Рейн молча наблюдал за разворачивавшейся сценой, понимая, что война не то, на что распространяется его влияние. Его Дом не воюет, он выявляет и искореняет. И, похоже, сейчас ему предстояло усилить свои старания, чтобы выявить и искоренить один конкретный Дом. Он видел чуть дальше, чем многие из тех, кто присутствовал на этом совете. За маской благодарности на этом прекрасном лице, он читал пожелание скорой смерти.

«Неужели все же решился? Как не вовремя».

Проклятая болезнь лишила его многого, что он мог бы сейчас контролировать. Ему и самому не очень нравился молодой император. Он видел его недостатки. Он предпочел бы иметь во главе государства сильного лидера на своей стороне, с которым он мог бы сотрудничать и на благоразумность которого он мог бы положиться. Но лучше глупый мальчишка, который не старается вникать в его дела, чем Элтрайс. Тем более не сейчас.

— Мой Дом поддержит вас в этом решении, — добавив мягкой шелковистости в голос, уверенно сказал Рейн.

Император, не скрывая воодушевления во взгляде, благодарно взглянул Рейну в глаза. Казалось, Элтрайс вторил своему императору, если бы не его давно застывший, ледяной взгляд.

— Я знал, что могу рассчитывать на тебя, — важно кивнул тот, кто был почти ровесником Рейна, но кого он не мог перестать считать ребенком.

Рейн прямо встретил взгляд Элтрайса, на его лице играла улыбка так похожая на улыбку самого мага, но его взгляд, казалось, отделяет мясо от костей того, от кого он решил избавиться в рекордно короткие сроки. Раньше Элтрайс влиял на его империю осторожно, и он готов был это терпеть, он готов был отсрочить смерть этого аланита даже после того, как узнал, кто именно стоял за его отравлением. Ему нужна была стабильность в стране. Но, теперь, когда все пришло в движение, а сам маг выдвигал все более и более безумные идеи…Одним словом, с этого момента он был приравнен к «вредоносным». Он избавится от него раньше, чем эта змея успеет зашипеть на его страну.

* * *

Он сказал мне, что нет ничего хуже, чем не знать ответ на вопрос «почему». Конечно, он был прав. Не знать ответа на гложущие тебя вопросы паршиво. Но, я не из той породы людей, которые особенно сильно заморачиваются на подобных вещах. Я могу это пережить. Я люблю жить в настоящем. То, во что я превратилась за последние столетия — это довольно несвойственно для человека с моим характером. Я всегда жила здесь, сейчас, в настоящем. В моем сердце были потайные комнаты, которые я предпочитала никогда не открывать. В одной из таких комнат жил мой сын. Когда-то давно это стало тем единственным горем, которое я не смогла ни отпустить, ни пережить. Потому, я заперла это очень глубоко в своем сердце. Я старалась не трогать эту рану, не заглядывать слишком глубоко, отчаянно боясь, потеряться в той боли и отчаянье и не найти в себе сил двигаться дальше. Есть вещи, которые я просто не могла изменить. Я не могла умереть. Я не могла заставить кого-то жить вечно. И, я не могла постоянно терзать себя этими мыслями. Я должна была закрыть ту дверь. Иногда я приоткрывала ее, грелась в воспоминаниях о тех днях, когда он был рядом, вновь оплакивала свое горе и точно также закрывала эту дверь, чтобы однажды отворить ее вновь.

Сегодня я закрывала одну из самых тяжелых дверей в своей жизни. Мой траур длился триста долгих, бесконечных, полных безумия и тоски, лет. Я больше не могла себе позволить тонуть в той боли и грусти. Я сделала эту комнату большой, светлой и просторной. Там будет жить моя память о сорока пяти целителях, которые были моей семьей так долго, что я не мыслила своего существования без них. Они были воздухом, которым я дышала. Землей, что всегда держала меня. Точно вода они питали меня, делая сильнее, и я тянулась к ним, точно к солнцу. Я закрывала эту дверь, чтобы позволить себе идти вперед. Скажете, не слишком подходящий момент? Вовсе нет, я делала это, чтобы вновь стать бесстрашной, чтобы стать сильной и смелой. Мне нужно было это, чтобы найти в себе силы взглянуть собственным демонам в глаза. Ступить на землю, где шла война, было так тяжело…потому, что я все еще помнила, что однажды она сделала с нами. С ними.

Проснувшись сегодня, впервые за долгие годы, я испытала некую уверенность в том, что они никогда не бросали меня. Ни единого дня в этой жизни я не была одна. Я думала, что мои силы увеличились из-за пережитого шока. Что-то вроде того. Никогда я не думала об этом так, точно Они всего лишь нашли для своей сути самый подходящий сосуд из всех. Точно так же, как наше рождение забрало энергию Эйлирии, с нашей смертью энергия всего лишь высвободилась и переместилась.

Когда-то мой Бог сказал мне, что мы это часть Его и мы вечны, как и он сам. Он сказал, что вечность заключается в выборе и изменении. И, только этим утром, я впервые почувствовала, странную уверенность, что это так. Их форма изменилась согласно сделанному выбору, но энергия не исчезла.

Казалось, я всегда это знала, но почему-то приписывала это к проявлениям собственного горя, безумия. Мы всегда были вместе, они никогда не покидали меня. Теперь же нам пришло время стать едиными. Я больше не буду скорбеть. Я научусь понимать, что мы едины теперь.

Из недр своего шкафа, в котором я хранила то, что чаще всего надевала, я достала удобные и легкие сапоги, черные штаны и наглухо закрытую куртку такого же цвета. Вопреки своему фасону, в этой одежде не было жарко, и я могла так ходить даже под палящим солнцем Элио. Сказать страшно, сколько всему этому было лет! Но у меня был дворец, который поддерживал мои вещи в идеальном состоянии и я, если честно, не знала, возможно ли найти нечто подобное на рынках Империи в настоящее время. Это был мой походный костюм, если хотите. Идеально регулирующий теплообмен, не промокающий и если не втирать грязь, то и не пачкающийся.