я была лишена. Фатиха окончилась, а значит, закончился и период моего траура. Настала пора возвращаться к своим обязанностям. После всего случившегося Гулалай-биби обращалась со мной хуже прежнего. Похоже, она убедила себя, что самоубийство Парвин было чуть ли не спланированной акцией, цель которой — опорочить доброе имя семьи. Таким образом, с уходом Парвин вся тяжесть вины за ее поступок легла на меня, ее сестру.

Я не обращала внимания ни на кого и ни на что, продолжая выполнять привычную работу по дому. Джахангир всегда был со мной: пока я убирала, готовила, стирала. Он либо играл неподалеку, либо, устав от игр, дремал, свернувшись калачиком в уголке. Глядя на сына, я клялась себе, что буду для него лучшей матерью, чем мама-джан — для моих младших сестер. К счастью, в доме Абдула Халика мы всегда были сыты и одеты. Джахангир был его сыном и имел те же права, что и остальные сыновья, рожденные от других жен. Когда придет время, он тоже пойдет в школу и будет пользоваться всеми привилегиями, которые положены сыну полевого командира.

Отец любил Джахангира. Его отношение к мальчику одновременно и удивляло меня, и успокаивало. С дочерями Абдул Халик держался отчужденно, но с сыновьями был близок. Кое-кого из старших даже брал на свои деловые встречи. Младшие, как правило, кидались врассыпную, завидев отца, опасаясь получить нагоняй за то, что слишком много времени проводят в играх и бессмысленной беготне по улицам. Плачущие младенцы раздражали Абдула Халика, но за спящими детьми он любил наблюдать. Однако мой сын был исключением. Я не раз замечала, как отец брал на руки Джахангира, слегка трепал по щеке и что-то шептал на ухо. Он прижимал мальчика к себе почти с такой же нежностью, как это делала я. Он смеялся над его лепетом и раздулся от гордости, когда Джахангир впервые произнес «баба»,[49] как будто прежде не слышал этого слова от других сыновей. Я была счастлива, что Джахангир стал любимчиком отца. Если не я, то, по крайней мере, мой сын здесь был в безопасности.

Абдул Халик все больше времени проводил со своими ближайшими советниками. В воздухе чувствовалась напряженность, но жен не посвящают в дела мужа, хотя одно мы знали точно: от благополучия Абдула Халика зависит и наше благополучие. Бадрия как старшая жена все же была в курсе происходящего, однако, если мы подступали к ней с расспросами, эта женщина лишь высокомерно ухмылялась и отмахивалась от нас, младших.

— Не лезьте туда, куда вам лезть не положено. У него сейчас куча хлопот, он ведет переговоры с важными людьми. Но это слишком сложно, чтобы объяснить вам, — говорила Бадрия, не желая делиться сведениями, обладание которыми придавало ей вес в собственных глазах. Это стало для Бадрии особенно важным после того, как Абдул Халик перестал звать ее к себе в спальню. Теперь все их контакты ограничились разговорами о делах. В этом доме у каждого была своя роль. Бадрие досталась роль слушателя.

Но стены в доме были недостаточно толстыми, так что, занимаясь мытьем полов в главном доме, я волей-неволей становилась свидетелем переговоров, которые Абдул Халик вел со своими советниками в устланной коврами гостиной.

— Наша провинция имеет пять мест в парламенте. Но ты же понимаешь, Абдул Халик, найдется немало влиятельных людей, которые попытаются перейти тебе дорогу и протолкнуть своих кандидатов. Если же мы представим женщину-кандидата — победа нам гарантирована. Так почему бы не воспользоваться теми глупыми законами, которые они придумали?[50]

— Мне эта идея не нравится. Почему вдруг женщина должна занять место мужчины? Еще хуже: вы предлагаете моей жене занять мое место? С каких это пор женщины начали исполнять мужскую работу?

— Понимаю, сахиб, очень понимаю! Я просто предлагаю способ обойти систему, чтобы нам сохранить контроль над провинцией. Вот-вот объявят выборы. Нам нужно быть готовыми.

— Проклятье, кто придумал эту систему? Зачем вообще нужны женщины в парламенте? Если так пойдет, этак скоро некому будет заниматься детьми, все пойдут в депутаты.

Человек, предлагавший Абдулу Халику хитроумный способ борьбы за власть, молчал. Я слышала, как муж в раздражении меряет шагами комнату. Парламентские выборы! Неужели они на полном серьезе рассматривают подобный вариант? Мы, его жены, и за ворота редко выходим, а тут предлагается послать нас в столицу!

Я бросила взгляд на настенные часы. Джахангир спал уже минут сорок. Значит, скоро проснется. Да к тому же тетя Шаима собиралась навестить меня. Сегодня сорок дней, как умерла Парвин.

— Предлагаю это просто как один из возможных вариантов, сахиб, — снова заговорил советник Абдула Халика. — Так мы сможем усилить наше влияние. У нас неплохие связи в правительстве благодаря контактам, которые мы завязали, но место в парламенте — еще один важный шаг к укреплению власти.

Из-под двери пополз знакомый едкий запах дыма. Воспоминания унесли меня в прошлое: папа-джан лежит на полу в гостиной, уставившись в потолок бессмысленным взглядом, мама-джан сидит тут же, занимаясь починкой нашей одежды.

— Трубопровод — серьезный проект, — вклинился в разговор еще один голос. — И большие деньги. Но этот район принадлежит тебе, сахиб. Обидно будет утратить контроль над ним, когда здесь разворачивается такое строительство.

— Я знаю! — рявкнул Абдул Халик. — И не нуждаюсь, чтобы мне растолковывали то, что и так понятно.

Мне тоже было понятно, что будет происходить дальше с собравшимися в гостиной мужчинами. И я не имела ни малейшего желания оказаться поблизости. Подхватив спящего сына, я поспешила на свою половину дома — дожидаться прихода тети Шаимы. Мне хотелось сесть рядом с тетей и, слушая ее рассказ о бабушке Шекибе, хотя бы на пару часов позабыть о собственной тревоге и грусти.

Глава 32

ШЕКИБА

Махбубу редко удавалось застать одну, поэтому Шекибе пришлось дожидаться подходящего момента, но это был именно тот человек, с которым она решила поговорить. Махбуба родила эмиру четырех сыновей. Старшему сейчас было восемь лет, младшему едва исполнился год.

Для начала Шекиба хотела выяснить, что именно делает Махбуба, чтобы рожать исключительно мальчиков. Ведь другие женщины рожают девочек, одну за другой, а Махбуба — нет. Значит, у нее есть какой-то секрет.

Однажды утром Шекиба застала Махбубу в бане. Женщина купала сыновей. Точнее, старшие уже были вымыты, переодеты в чистую одежду и отпущены играть во двор. Домыв младшего, Махбуба подхватила его на руки и поискала глазами полотенце.

— Спасибо, — сказала она, когда Шекиба взяла с ближайшей полки полотенце и протянула ей. — Думала, что положила