надо постараться разбудить их, графиня, если вы хотите вернуться ко двору, а не прозябать в своем замке.

– Но король вправе найти новую возлюбленную, и тогда он снова может прогнать меня. Второго такого удара мне уже не перенести.

– Успокойтесь: во-первых, у него уже не остается для этого времени, а во-вторых, Луиза де Куртене преподнесла королю такой урок, после которого он принял твердое решение не заводить фавориток.

– А как же я?

– О, мадам, вы – исключение, ибо у вас нет тех пороков, которые обнаружила в себе мадемуазель де Куртене; они, впрочем, присущи любой избраннице. Приходится сожалеть, что король пришел к таким выводам только сейчас.

Дальше тянуть было нельзя. Еще со времен замужества Анна де Монгарден твердо усвоила одну нехитрую истину: «Никогда не переигрывай, дабы не нанести вреда самой себе». И она ответила:

– Я принимаю ваши условия, господа, но не ручаюсь за успех, тем не менее постараюсь применить все силы. Видимо, к этому побуждает меня невольное затворничество… Ах, двор! Как-то он встретит изгнанницу?

– Вы не первая, мадам, кому в этом смысле улыбается фортуна. Бывает, что камешки выпадают из зубцов короны, но многие возвращаются на место. Не удавалось избегнуть этого даже королевам, если припомнить правление последнего Капетинга и первого Валуа.

– Сочтем не лишним заметить, мадам, – хитро улыбнулся напоследок Бюси, – что при дворе у вас сразу же появятся верные друзья в лице ваших покорных слуг, на которых вы всегда сможете рассчитывать.

– Не сомневаюсь, Бюси, – кивнув и поднимаясь, постаралась графиня скорее закончить разговор. – Вы можете возвращаться, господа. Завтра я отправлюсь вслед за вами: сами понимаете, мне необходимо собраться в дорогу, иными словами, быть во всеоружии. Вы, мужчины, воюете пушками и мечами, а мы, женщины, – нарядами, обаянием и красотой.

– Вполне справедливо, мадам. На этом позвольте нам откланяться.

И гости ушли. Анна не стала их задерживать, хотя прекрасно понимала, что засветло им в Париж не успеть, а значит, предстоит заночевать на постоялом дворе. Ей не хотелось оставлять их до утра: могла произойти нежелательная встреча с братом. А Бюси и Лоррис не посмели напрашиваться на ночлег: хозяйка не предложила им остаться, следовательно, на то имелись причины личного свойства, к примеру, у нее в доме был любовник. Разве это возбранялось отшельнице замка Пенвер?

– Ну, что скажешь? – с таким вопросом обратилась сестра к брату, когда гости вышли за зала.

– Браво, Анна, ты виртуозно сыграла свою роль. Если окажешься не у дел, смело можешь предложить свои услуги бродячим актерам.

– Я с трудом сдерживала ликование, ведь эти двое прямо-таки вытянули меня из болота; однако при этом увязли сами.

– Противник сам дал себя разбить. Теперь тебе незачем будет предпринимать долгое и утомительное путешествие в страну Вильгельма Завоевателя.

– Из которой я могла бы и не вернуться, Гастон.

– А дофину я скажу, чтобы понапрасну не заглядывался на тебя.

– Хотя бы на первое время.

Прежде чем расстаться, брат взял сестру за руки и долго смотрел ей в глаза. Она догадалась: сейчас будет сказано самое страшное. И услышала:

– Только не раскисай, девочка. Помни: Франции нужен король, и мы с тобой его нашли.

Анна улыбнулась и поцеловала брата в губы.

* * *

Урсула не скрывала своей радости: дочь снова вернулась. Надолго ли? Ведь она так к ней привыкла… Но вот что странно: Эльза пришла не одна. Человек, стоящий с ней рядом, конечно же, был Урсуле незнаком, но ей показалось, будто она давно уже знает его. Среднего роста, плечист, красив, на губах легкая приветливая улыбка. Она подошла к нему ближе, остановилась, долго смотрела в глаза, изучая. Она это умела. Человек с дурными намерениями сразу же вызывал в ней безотчетную тревогу, заставлял сдвигать брови, сторониться его; от него исходило зло; Резаная Шея чувствовала это на расстоянии и не раз говорила Эльзе: «Смотри на глаза, губы, слушай ушами и сердцем, они не обманут. Голос, движения, взгляд – все выдаст того, кто пришел не с добром». Теперь, глядя на спутника дочери, она пыталась понять, хорошо ли та усвоила ее науку. И вздохнула с облегчением, улыбнувшись: способной ученицей оказалась ее девочка. Этот, что перед ней, может быть, и не прост, зато правдив, честен, смел, с доброй и открытой душой. У тех, кто всего этого лишен, легко прочесть по лицу хитрость, лицемерие, готовность к предательству.

Только она так подумала, как спутник Эльзы склонился и поцеловал ей руку. Она была ошеломлена.

– Меня зовут Гастон де Ла Ривьер, – легко и просто представился гость.

– А я Резаная Шея, – ответила она, наблюдая за выражением его лица. – Слышал обо мне?

– От Эльзы.

– Это тот, который спас мне жизнь, матушка, – пояснила дочь, – помнишь, я рассказывала тебе.

– Я догадалась, – не сводя глаз с Гастона, промолвила Урсула и замолчала, медленно опустив голову.

Эльза забеспокоилась: неужели в душу матери закрались сомнения? Не может быть! Разве полюбила бы ее воспитанница низкую личность, мелкую душу? Разве не понимала она, каким должен быть тот, кому можно отдать свое сердце? И тут она поняла, что не ошиблась: Урсула подняла голову; в уголках глаз застыли слезы. Она постаралась убрать их, засуетившись у огня:

– Задумалась, старая… Как знала, сварила недавно суп; еще не успел остыть. А потом котлеты – те, что ты так любишь, дочка.

Эльза бросила выразительный взгляд на спутника:

– Их полюбит и наш гость. Они куриные, с чесноком, травами, яичным желтком и обваляны в муке.

– Черт побери! – рассмеялся Гастон. – Вот когда начинаешь верить в чудеса! Скажи мне кто-нибудь, что в лесной глуши, средь дубов и елей, в хижине отшельницы мне подадут такой обед – никогда бы не поверил!

Урсула улыбалась. Ей нравился этот человек, не умевший прятать своих чувств. Открытость – вот что выдавало добрый нрав и влекло к себе; угрюмое молчание, напротив, отталкивало, указывая на нелюдимость, дурные мысли.

Гастон ел, что называется, бурно, нисколько не стесняясь, словно всю жизнь прожил в этом доме и хозяйка была его родственницей. Это тоже понравилось Урсуле, ибо указывало на отсутствие подозрительности, говорило о полном доверии к тому, с кем сидел за одним столом и чей хлеб ел. Она с умилением глядела на двух сидящих перед ней людей, молодых, полных жизни, и думала, какая замечательная вышла бы пара. Что ж, может, так оно и выйдет, попробуй угадай, куда завлекут обоих извивы жизненного пути?

В то же время она терялась в догадках: что привело Эльзу вновь, да еще и не одну? Впрочем, понятно: