этот рыцарь – ее провожатый, однако не случайный: друг с другом они на «ты». Стало быть, что-то есть уже между ними, связала какая-то невидимая нить. Уж не она ли и заставила Эльзу вернуться? Расспрашивать Урсула не стала, посчитав это за бестактность, чуть ли не за грубость. Дочь сама скажет, не сможет не сказать: без причины она не вернулась бы так скоро. Но подтолкнул к разговору об этом Гастон. Поев, он вытер губы, поблагодарил хозяйку и спросил:

– Смотрю я на вас, добрая женщина, и диву даюсь: ведь уже далеко не молоды, а бодры и даже веселы. В городе редко доживают до седых волос, а в ваши двери, похоже, старуха с косой на плече долго еще не постучится. Вы, наверное, даже не болеете. Как вам это удается?

– Я живу в лесу, сынок, он меня и лечит, – ответила Резаная Шея. – Сам воздух лечит – гляди, сколько сосен вокруг. А коли хворь какая пристанет, так я быстро управу на нее нахожу: она у меня под ногами. Ты прошел рядом, но не видел ее.

– Да я и не обращал внимания, – честно признался Гастон. – Не разбираюсь я в растениях.

– А ведь они и здоровье, и силу духа дают. Среди них есть такие, что могут убить, а могут дать едва ли не бессмертие.

Гость не удивился: Эльза говорила об этом. Сейчас она живо откликнулась на последнюю фразу:

– «Коготь сатаны!» Это ведь о нем ты говоришь, матушка.

– О нем, об его листочках, девочка моя.

– Это – то, за чем я сюда пришла.

Урсула многозначительно помолчала, потом спросила, пристально глядя Эльзе в глаза:

– Недруг объявился?

– Не у меня, а у той дамы, которая дала мне приют. Рыцарь, что перед тобой, – ее брат.

– Я поняла… – протянула старуха, мелко кивая в ответ на свои мысли. – Так вот оно что… Говоришь, у этой женщины появился враг? – Она перевела взгляд на гостя: – Что же ты не сразишь его своим мечом, рыцарь?

Ответ ее удивил:

– Такого врага меч не берет.

Хозяйка не сводила с него глаз:

– Другой подход, стало быть, нужен?

Никто ей не ответил. К чему, если сама все поняла? А она продолжала, словно размышляя:

– Сильный, должно быть, враг и не одной твоей сестре принес горе.

– Сильнее короля, мать Урсула; даже тот трубит отступление.

– Уж не о Боге ли ты говоришь, которому молишься?

– Этот злее. Великий инквизитор. Управу на него найти нельзя.

Глаза старухи блеснули недобрым огоньком; в них отразились давние, казалось забытые, воспоминания. Сощурившись, она произнесла, опустив уголки губ:

– Можно, сынок. Не родился еще тот, кто избегнул бы кары за свои злодеяния. И палач сего чудовища – не Бог, который ничего не может, потому что не умеет, да и не хочет. Палач ехидны – человек! Он для того и появился на земле, чтобы жить мирно и искоренять зло. Но таких мало; в большинстве своем человек – гадкое существо.

Эльза взяла ее руки в свои:

– Мне нужны эти листья, матушка!

Старуха снова мелко и часто закивала, словно и в этот раз отвечая на свои затаенные мысли. Наконец, помолчав, промолвила, подняв тяжелый взгляд:

– Питье?

Эльза мотнула головой:

– Нельзя. Только весной; осенью листья горчат.

– Молодец, дочка, вижу, запомнила. Тогда рубашка?

– Иного выхода нет. И хорошо, если листья будут свежими – смерть уже не отступит. Так ведь ты учила меня?

– Добавь больше сухих – она и в этот раз не уйдет. Но ты права, свежие листья лучше – меньше хлопот.

– Хорошо, что я успела: снег еще не выпал, и завтра утром мы сходим…

Ее удивила внезапная холодность Урсулы. Та будто и не слышала ее, глядя сквозь порванный в одном месте промасленный пергамент в переплете окна на небо. Потом отвернулась; глаза ее показались Эльзе пустыми.

– Ты опоздала: листья уже умерли; недавний мороз убил их. Можно, конечно, выкопать корень, но стеблей летом мало, сама видела; так что не окажется ли этот корень единственным? Где позже искать другой? К тому же утром все окажется под снегом.

Эльза погрустнела. Значит, они опоздали… Но снег?.. Что предвещало? Судя по всему, ничего. И тут она вспомнила: вороны! В небе – Париж еще не скрылся из виду – она видела хороводы этих исчадий ада.

Урсула, не сводя с нее изучающего взгляда, промолвила:

– Забыла о воронах?

Гастон захлопал глазами: действительно, когда они шли сюда, в небе тучами носились эти посланцы сатаны. Но что это означает? И как она узнала?..

Старуха прочла вопрос по его глазам.

– Они кружили над домом перед самым вашим приходом. А теперь взгляни на месяц. – Она пригласила Эльзу подойти к окну.

Та подошла, поглядела в небо. Месяц – бледный – еле был виден.

– Быть снегопаду.

– Что еще говорит об этом? – смотрела на нее Урсула.

Эльза вновь подняла глаза к небу, подумала.

– Когда шли по лесу, ветер дул в спину, а облака ползут наоборот, навстречу ему.

– То-то, – произнесла Урсула и снова уселась. – И так и этак не найти нам завтра «когтя сатаны».

– Я думала, листья еще живы…

Урсула поднялась, подошла, взяла дочь за руку; в глазах ее бегали озорные огоньки.

– Не печалься, девонька. Старая колдунья не совсем еще выжила из ума. Я знала, что ты обязательно придешь за «когтем». Мир полон зла. У добрых людей всегда найдутся враги. Твой друг прав: случается, что не в силах помочь ни меч, ни стрела, лишь ядом можно извести гадину. Кто же поможет тогда, если не старая ведьма, которую прозвали Резаной Шеей? Или ты забыла, что у меня имеются запасы?

– Я помню, но хотелось набрать свежих листьев.

– В этом ты права: яд распознать будет невозможно. Но сейчас их нет, и придется примириться с этим.

– Ах, если бы раньше… Но все же радует, что ты по-прежнему предусмотрительна, матушка.

– Нельзя не иметь про запас лекарство, – улыбнулась Урсула, – ты ведь знаешь, в малых дозах «коготь сатаны» лечит. У меня перестали ныть колени и уже не ломит в пояснице, не болит голова и хорошо видят глаза. Это дьявол своим «когтем» помогает мне. А теперь давай сядем, и я повторю тебе, как пользоваться этим чудом, если нет иного выхода, дабы искоренить зло.

…Утром, выглянув в окно, а вслед за этим выйдя из дому, Гастон не поверил своим глазам: все вокруг было белым-бело. Обе женщины, глядя на его растерянное лицо, молча улыбались.

Глубина снежного покрова достигала трети фута, так что обратно решили ехать верхом на