сжигали живьем. Зато на этом погрели руки те, кто доносил на них, – забирали имущество несчастных и их дома.

Пострадала невестка губернатора: на нее донесли, что она виновна в падеже скота, она же навела засуху, вслед за этим вызвала бурю. Оказалось потом, что донос – дело рук соседки; она слыла уродиной, в то время как невестку считали красавицей. Затем настала очередь сестры невестки; ту обвинили в сговоре с дьяволом. Под пытками она призналась, что летала на метле, вызвала недавнюю молнию, за ней ливень и своей кровью подписала договор с сатаной о том, чтобы вредить людям и Церкви. Дальше – больше: пострадали сводный брат губернатора и его племянник. Первого засадили в тюрьму якобы за пособничество еретикам, которым он всего-навсего продавал изделия собственного производства; второго возвели на костер только потому, что он молился не в церкви, а на улице, – стало быть, еретик. Кузен потребовал прекратить бесчинства, но инквизитор пригрозил арестовать и его, ибо усмотрел в этом пособничество еретикам и колдуньям.

– Каков негодяй! – воздела руки к груди Эльза. – И носит же земля такую мерзость!

– Он не просто мерзавец; это выживший из ума фанатик, церковный выкормыш, помешавшийся на почве борьбы с еретиками и нечистой силой. Еще немного времени, и он замучает в камерах и сожжет весь город, а потом примется за следующий. Я добрая католичка, Эльза, но мой ум восстает против злодейств, а разум требует лишь одного – смерти этому святоше, ибо по сути он – ты верно заметила – отъявленный мерзавец. Ты согласна со мной?

– Еще как, мадам! Мне ли не знать, что за чудовище породила святая Церковь! Я ли не претерпела от него обид и травли! И мать Урсула. Она тоже чудом избежала костра. А сколько уже сгорело заживо!..

Графиня в возбуждении взяла Эльзу за руки:

– Понимаешь теперь, что нужно делать? Положить этому конец! Крыса должна умереть! Но она осторожна, эта тварь: еду и напитки этому дьяволу готовит личный повар, который на глазах у хозяина пробует все блюда. Попробуй отрави такого вепря цыпленком или вином!

– Я согласна с вами, – кивнула в ответ Эльза. – Догадываюсь, неспроста рассказали вы мне об этом.

– Его надо убить, и вот тут без тебя никак не обойтись. Ты говорила, помнится, о ядовитых травах и цветах. Необходимо сделать настой, пропитать им нижнее белье и…

– Кто же подаст его инквизитору?

– У него целый штат слуг; среди них есть родственники пострадавших…

– Но рубаха будет отравлена! Взяв ее в руки, человек через какое-то время умрет; первым окажется слуга…

– Мы обернем рубашку материей, обвяжем лентой. Подарок этот придет из Рима или, скажем, от архиепископа; пока выяснят, кто да что, будет поздно. Ведь так ты говорила? Стоит только ее надеть…

– Человек может умереть сразу; вряд ли это устроит вас или убийцу.

– Нет, нет, Эльза, не сразу, что ты! Пусть помучается, пес, день-другой или больше…

– Сколько угодно. Причем налицо будет болезненность, я бы сказала, противоестественность в поведении человека: он станет бездеятельным, ленивым, утратит интерес к прежним занятиям и даже к самой жизни. Это укажет на первые признаки отравления. Можно, конечно, в это время начать принимать противоядие, но это очень сложный состав и он может не подействовать. Да и кому это придет в голову? А смерть наступит в свое время в результате прекращения дыхания.

– Отлично! Пусть бездельничает месяц-другой; во всяком случае, можно надеяться, что за это время не пришлют нового мучителя.

– Могут и вовсе не прислать. Однако, мадам, надо еще отыскать такие травы. Для этого я должна отправиться на прогулку в окрестности замка и притом рано утром: действие яда сильнее у травы, сорванной до восхода солнца; в этом случае любое противоядие бессильно.

– Решено! Завтра утром ты приступишь к работе. Я дам тебе в провожатые полдюжины вооруженных слуг: такую голову, как твоя, нужно беречь.

Утром Эльза отправилась на поиски нужной травы. Однако ее ждало разочарование: целый день она со слугами бродила по лугам, рощам, по берегам реки, даже по болотам, но не могла отыскать то, что было нужно. На следующий день она предприняла ту же попытку в другом направлении, но злосчастное растение как в воду кануло. Удрученная, Эльза вернулась в замок. Узнав о неудаче, загрустила и графиня. Но выход быстро нашелся. Трава эта, да и то редкими и небольшими семействами, росла в том краю, где жила старая Урсула, так что самый верный способ добыть ее – отправляться туда. Ничего другого не оставалось. Поэтому Анна не унывала: в Лондон она всегда успеет. Однако надо поторопиться: уже наступили холода, того и гляди выпадет снег, где тогда искать чудо-траву, да и не уснет ли она к тому времени, оставив вместо себя дожидаться весны высохший стебель? Такое опасение высказала Эльза. И графиня засуетилась, проклиная себя, что не подумала об этом раньше. Теперь надо было поторопить гостью. Но и одну ее отпускать нельзя! Слуги? Вряд ли Эльза согласится на это: место, где живет старая колдунья, окутано тайной, дорогу туда не должен знать никто.

Но что же делать? И тут Анна подумала о брате. Гастон, вот кто поможет! У них с Эльзой неплохие отношения, она не заупрямится, когда речь зайдет о таком провожатом. Да он и при всем желании не запомнит дорогу: лесная глушь, ни тропинок, ни колеи – сам черт ногу сломит! И графиня отослала нарочного в Париж.

Гастон де Ла Ривьер был дружен с дофином. Их комнаты во дворце находились рядом. Он занимал должность помощника великого кравчего, в его ведении были стольники, резавшие мясо для короля.

– Карл, что-то случилось в замке сестры, она зовет меня, – заявил он дофину, едва прибыл посланец.

– Анна де Монгарден… – протянул принц с загадочным выражением лица и задумался, глядя в окно. Ему было что вспомнить.

– Нельзя терять время.

Дофин обернулся.

– Я хотел бы вновь встретиться с твоей сестрой, Гастон. Ты же помнишь… С того времени я еще больше невзлюбил Жанну. Число бородавок у нее на лице, по-моему, увеличилось вдвое.

– Тебе надо упросить отца.

– Думаешь, он ее вернет? А моя фурия? Она мигом, подобрав юбки, снова побежит жаловаться, едва увидит посланный Анной в мою сторону взгляд.

– Я скажу сестре, чтобы прицепила вуаль.

– Ах, Гастон, вот кому быть королевой! Твоя сестра умеет любить, друг мой; она умеет быть женщиной, хоть и пускали при дворе всякие сплетни. И я хочу ее видеть.

– Боюсь, ваши обоюдные взгляды насквозь прожгут вуаль. Посоветую ей опустить забрало.