только... э-э... — Выходя, он закрыл за собой дверь.

Расстояние, разделяющее меня и Никсона, казалось, составляло мили.

— Куда планируешь лететь? — Я постаралась, чтобы голос звучал как можно ровнее.

— В Майами.

Я вздрогнула.

— Именно там я должна быть.

— Знаю. — Уголок его рта приподнялся.

— Ох.

То есть…

— Я просмотрел расписание ваших гастролей и понял, что у тебя нет времени прилететь ко мне, поэтому решил сам прилететь к себе. Хотел сделать сюрприз.

— Но я тебя опередила, — прошептала я.

Он собирался ко мне.

Сердце забилось быстро-быстро.

— Я заметил. — Он сделал шаг и остановился. — Это значит, что ты приняла решение или все еще думаешь? — В его глазах промелькнул страх.

— Я здесь, разве нет?

— Зои, — практически прорычал Никсон.

— Ты написал песню для меня. — Я теребила пропуск на шее.

— Я написал для тебя около десяти песен, из которых ты слышала только две. Я влюблен в тебя, если ты не заметила. — Его челюсть напряглась. — А теперь, пожалуйста, не могла бы ты положить конец моим страданиям?

Он все еще был влюблен в меня. Внезапно дышать стало в миллион раз легче.

— Конечно, я хочу тебя, Никсон. Я люблю тебя. — Как будто у меня был другой выбор. Желать его было так же естественно, как ждать восхода солнца на востоке.

— Слава богу, — пробормотал он, сокращая расстояние между нами.

Никсон задержался ровно настолько, чтобы поднять меня и прижать спиной к стене, а затем начал целовать. Наши губы и языки двигались синхронно, в идеальном ритме, словно мы просто продолжали с того места, где остановились несколько месяцев назад.

Я обхватила Никсона руками, ногами и целовала так, словно от этого зависела жизнь. Именно так оно и было. Этот мужчина был моей жизнью. Я любила свою работу, мне нравилось, как развивается моя карьера, я получала наслаждение от музыки, но последние три месяца научили, что все это не имеет значения без него.

— Я весь потный, — прошептал Никсон.

— И мне это нравится. — Я ухмыльнулась.

Мы улыбались друг другу ровно один восторженный удар сердца, а потом губы Никсона оказались на моей шее, а рука — на груди. Я в буквальном смысле таяла.

Раздался стук в дверь.

— Никс, Джонас хочет добавить «Милосердный огонь» в сет-лист концерта в Атланте, — крикнул Итан через дверь.

— Проваливай, — рявкнул Никсон и прильнул к моим губам в еще более глубоком поцелуе.

Я прижалась к нему, используя стену в качестве опоры.

Сейчас. Сейчас. Сейчас.

Я так страстно его хотела, после всех этих долгих месяцев в разлуке.

В дверь опять постучали.

— Никсон, машина приехала, — крикнула Моника.

— Хорошо, — ответил он, просовывая руку мне под платье и обхватывая мою попку. — Черт, я скучал по всему, что связано с тобой, но по этому в особенности, — хрипло прошептал он.

— Мне сказать водителю, что ты уже выходишь? — спросила Моника.

Никсон прижался лбом к моему.

— Самолет, что ждет в аэропорту, частный? — уточнила я.

— Целиком и полностью, — ответил он с озорным огоньком в глазах. — Хочешь убраться отсюда?

— Да.

Никсон даже не остановился, чтобы собрать свои гитары.

 

Эпилог

5 лет спустя

НИКСОН

Можно много чего сказать, когда во время весенних каникул вдруг начинает валить снег, особенно когда под твоей крышей семеро энергичных детей и только шестеро взрослых.

Один из этих детей — старший сын Джонаса — сейчас на огромной скорости скользил в носках по паркету. Я едва успел поймать его, прежде чем он врезался бы в стену.

— Притормози, дружище. Ты не сможешь кататься на санках с разбитой головой.

— Ладно, дядя Никсон!

Как только я его отпустил, он, словно заводная игрушка, умчался в прихожую.

Кира поспешила вслед за ним, крикнув через плечо дочке:

— Виви, надень варежки! — А потом мне: — Спасибо, Никс. Он немного взбалмошный.

— Он — ходячая проблема, — поправил жену Джонас, уже одетый в зимние штаны.

— Он — копия своего отца, — ухмыльнулся я, забирая шапку со стойки.

Весь народ, что был сейчас в нашем доме, толпой хлынул в коридор. Шум стоял точно такой же, как на нашем последнем концерте в августе.

Мы перестали ездить в туры летом, и благодаря этому у нас появилось время побыть с нашими семьями и насладиться тем, ради чего мы так усердно трудились.

— Дядя Никсон, я не могу найти свои перчатки! — Колин закричал поверх головы своей младшей четырехлетней сестры, которую Куинн укутала так, словно та собиралась сразиться с йети.

— На второй полке корзина с запасными. — Я указал, где искать.

— Спасибо. — Зажимая младшего сына под мышкой, как футбольный мяч, Грэм похлопал меня по спине.

— Я усвоил урок прошлого года. Там около дюжины пар. — Я до сих пор не понимал, почему дети постоянно теряли шапки и перчатки, но тем не менее подготовился, чтобы не слышать причитаний: «Как я смогу кататься на санках без шапки?».

И говорил это не чей-то сын или дочь, а Джонас.

Я откровенно пялился на цирк, в который превратился мой дом.

— Знаешь, о чем я думаю, когда вижу это безумие? — спросила Зои, подходя ко мне с нашей малышкой на руках.

— Что тебе хватит и этой одной? — Я поднял нашу дочь на руки и поцеловал в носик, который был едва ли не единственной открытой частью ее тела.

Зои кивнула.

— Ты правда не хочешь еще? — подразнил я.

Честно говоря, каждый раз, беря нашу двухлетнюю кроху на руки, я поражался тому, что у нас не четверо детей.

— Очень смешно. — Зои покосилась на меня.

— А ты как думаешь, Мел? Хочешь быть единственным ребенком в семье? — Я просунул руку под шарф и пощекотала ее шею.

Она рассмеялась. Глядя в ее изумрудно-зеленые глаза, я, как всегда, растаял и превратился в лужицу.

— Санки! — потребовала она.

— Точно? На улице ужасно холодно.

Она смерила меня взглядом, совсем как ее мать.

— Кататься!

— Ладно, ладно, — сдался я.

Входная дверь распахнулась, впуская в дом морозный воздух.

— Мы приехали! — крикнула Наоми, топая ботинками по полу. — Дороги просто ужасны.

— Эй,