Пенелопе хотелось как можно скорее узнать все-все-все, что произошло с того бесконечно далекого дня, когда она села в поезд и уехала в Портсмут. Лоренс и Софи удовлетворили ее любопытство. Полковника Трабшота назначили начальником гражданской противовоздушной обороны в Порткеррисе, и он буквально затерроризировал весь город, наперебой рассказывали они. Гостиницу «Дюны» заняли под казармы, теперь там полно солдат. Местная гранд-дама миссис Трегантон — старая вдова с длинными, чуть не до плеч, серьгами в ушах, надела белый передник и заправляет солдатской кухней. У воды поставили заграждения из колючей проволоки, по всему берегу строят бетонные доты, из них торчат наводящие ужас дула пулеметов. Мисс Приди забросила свои танцы и теперь преподает физкультуру в женской гимназии, которую эвакуировали сюда из Кента, а мисс Паусон во время затемнения наткнулась на свой пожарный насос с ведром и сломала ногу.

Рассказав дочери новости, Софи и Лоренс, естественно, приготовились выслушать ее. Им хотелось знать все до мельчайших подробностей о той новой, неведомой им жизни, которой она жила. Но Пенелопа не стала ничего рассказывать. Она не хотела об этом говорить, не хотела вспоминать об острове Уэйл и Портсмуте. И об Амброзе тоже. Конечно, в конце концов придется это сделать. Но не сегодня, не сейчас. У нее в запасе целая неделя. С рассказами можно подождать.

Они были на вершине. Внизу раскинулись склоны, сладко дремлющие под теплым солнышком весеннего полудня. На севере сиял огромный голубой залив, весь в игре слепящих солнечных бликов. Макушка мыса Тревос была окутана дымкой — верный признак того, что хорошая погода продержится долго. На юге простирался другой залив, за ним Гора и на ней древняя крепость, а между заливами лежали поля фермеров, вились обсаженные живой изгородью сельские дороги, изумрудно зеленели луга с гранитными валунами, среди которых пасся скот. Легкий ветер нес запах тимьяна, где-то далеко лаяла собака и добродушно стрекотал трактор; больше ничто не нарушало тишину.

До Карн-коттеджа было пять миль. Пенелопа и Софи пришли сюда по узким сельским дорогам, ведущим дальше к поросшему вереском нагорью; в пышной траве по обочинам цвели дикие примулы, канавы буйно заросли чистотелом и бальзамином — казалось, они взрываются то ярко-розовым, то желтым. В конце концов Софи и Пенелопа перелезли через изгородь и оказались на мягкой травянистой тропинке, которая вилась сквозь заросли куманики и папоротника к вершине холма, увенчанного нагромождениями покрытых лишайником каменных глыб, высоких, как утесы, с которых когда-то, тысячелетия назад, маленький народ, населявший эту древнюю землю, стоял и смотрел, как в залив вплывают ладьи финикийцев под квадратными парусами и бросают якоря, чтобы обменять восточные сокровища на драгоценное олово.

Устав от долгого пути, они теперь отдыхали. Софи лежала на спине в густой траве, прикрыв глаза рукой от яркого солнца, Пенелопа сидела рядом, уперев локти в колени и уткнувшись подбородком в ладони.

Высоко в небе летел самолет — маленькая серебряная игрушка. Обе подняли глаза и следили за его полетом.

— Не люблю самолеты, — сказала Софи. — Они напоминают о войне.

— А ты разве когда-нибудь забываешь о ней?

— Случается. Я просто воображаю, что никакой войны нет. В такой день, как нынче, это легко.

Пенелопа протянула руку и сорвала несколько травинок.

— Пока она нас почти не коснулась.

— Верно.

— А как ты думаешь — коснется?

— Конечно.

— Ты боишься?

— Боюсь за твоего отца. Он очень неспокоен. Ему это слишком хорошо знакомо.

— Тебе тоже…

— Нет, такого, как он, я не переживала.

Пенелопа бросила травинки и сорвала еще пучок.

— Софи…

— Что?

— У меня будет ребенок.

Гул самолета затих, растворившись в бездонности летнего неба. Софи медленно села. Пенелопа посмотрела матери в глаза и увидела по выражению ее молодого загорелого лица, что у нее камень с души свалился.

— Так, значит, об этом ты не хотела говорить нам?

— А ты чувствовала?

— Конечно. Мы оба чувствовали. Ты была такая сдержанная, молчаливая, значит что-то случилось. Почему ты сразу нам не сказала?

— Не от стыда и не от страха, нет, ты не думай. Просто ждала подходящего времени. Чтоб никто не мешал, не торопил.

— Господи, а я-то изводилась. Знала, что тебе плохо, жалела о твоем решении, мне все время казалось, что с тобой стряслась какая-то беда.

Пенелопа с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться.

— Да ведь со мной и стряслась беда!

— С тобой? Беда? Что за глупости!

— Знаешь, ты самая удивительная женщина в мире.

Софи пропустила эту реплику мимо ушей. Она спустилась на землю.

— А ты уверена, что беременна?

— Совершенно.

— У доктора была?

— И без доктора все ясно. Тем более что в Портсмуте единственный врач, к которому я могла обратиться, это военный хирург, а к нему идти как-то не хотелось.

— Когда срок?

— В ноябре.

— А кто отец?

— Он младший лейтенант. Обучается артиллерийскому делу в училище на острове Уэйл. Зовут его Амброз Килинг.

— Где он сейчас?

— Там же, на острове. Он завалил экзамен, и ему пришлось проходить весь курс сначала. Эта называется «отдраить корабль заново».

— Сколько ему лет?

— Двадцать один.

— Он знает, что ты ждешь ребенка?

— Нет. Я хотела, чтоб вы с папой узнали первыми.

— А ему ты скажешь?

— Конечно. Когда вернусь.

— И что он тебе ответит?

— Понятия не имею.

— Судя по твоим словам, ты не очень-то хорошо его знаешь.

— Да нет, я его знаю. — Далеко внизу, в долине, по двору фермы прошел мужчина с собакой, открыл калитку и стал подниматься по склону туда, где паслись его коровы. Пенелопа легла, опершись на локти, и внимательно смотрела, как он идет. На фермере была красная рубашка, вокруг него кругами носилась собака. — Чутье не обмануло тебя, мне действительно было очень плохо. В первое время, оказавшись на острове Уэйл, я была в полном отчаянии. Чувствовала себя, точно рыба, вынутая из воды. Как я тосковала по дому, как мне было одиноко! В тот день, когда я записалась добровольцем, я представляла, что все мы возьмем мечи и будем сражаться, а мне приказали подавать на стол овощи, следить, чтобы светомаскировочные шторы были опущены, да еще пришлось жить в казарме в обществе девушек, с которыми у меня нет ровным счетом ничего общего. Изменить я ничего не могла, выхода не было — настоящая ловушка. Тут я познакомилась с Амброзом, и он скрасил это ужасное существование.