— Я не буду об этом говорить. Никогда, ясно? Знал бы раньше… Бедная Айлин, как она… как она вытерпела?!

— Так плохо? — уточнил Лучано и поспешно добавил: — Я не ради любопытства спрашиваю. Если синьорине Айлин нужна помощь лекаря…

— Нет! — рявкнул Аластор и густо залился краской — лицо, шея и уши разом порозовели. — Не лезь к ней! И ко мне тоже! Ничего там… ничего страшного!

Передёрнулся всем могучим телом и пошёл к двери, выходящей во двор.

— Ты что-нибудь понял, синьорино? — спросил Лучано у енота. — Вот и я нет. Ладно, всё равно моя очередь, так что сейчас все тайны станут явными. А вот с тобой что делать? Оставить без присмотра, так придётся вылавливать из кастрюль синьора Витольса — это у тебя быстро. И к Альсу сейчас не сунуться. Что ж, надеюсь, узлы развязывать ты не умеешь. Я постараюсь недолго, м?

Енот, привязанный платком за шлейку к ножке стула, жалобно застрекотал, но Лучано выдал ему в утешение блинчик и поспешил наверх, гадая, что могло привести в подобное состояние духа доблестного воителя и не менее доблестную магессу. Ну не потеря же трёх глотков крови, в самом-то деле!

Витольс ждал в той самой комнате, где ночевали Лучано с Аластором. Стоял у окна, разглядывая что-то во дворе. Лучано приблизился и тоже выглянул. Аластора видно не было, но приоткрытая дверь конюшни выдавала, куда дорвенантец направился за утерянным расположением духа. К своим любимым лошадкам, разумеется.

Аккару сдержанно фыркнул и обернулся. Лучано едва сдержался, чтобы не отпрыгнуть назад, выхватывая нож, — глаза «трактирщика» сверкали расплавленным серебром, так что зрачка не было видно, только сияющая радужка, затянувшая почти всё. Жуткое и красивое зрелище!

Лучано сглотнул, и узкие губы аккару тронула понимающая улыбка.

— Немного поздно для страха, — сказал он тихо. — Не так ли, юноша?

— Живому человеку бояться никогда не поздно, грандсиньор, — возразил Лучано. — Иногда это помогает остаться в живых и дальше.

— Мудрость убийцы?

Улыбка стала шире на какую-то долю мгновения, и тут же Лучано захотелось оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда — за узкими, красиво очерченными губами блеснули игольчатые острия клыков.

— Давно мне не попадались Шипы Претёмных Садов, — задумчиво сообщил Витольс. — Возможно, когда всё это кончится, стоит опять навестить прекрасную Итлию?

— А как же ваша собственная таверна? — постарался спросить Лучано как можно беззаботнее. — Неужели бросите такое прекрасное заведение? Клиенты будут безутешны!

Аккару снова совсем по-человечески фыркнул и сообщил:

— Ничего, открою её заново где-нибудь в пригороде Верокьи. Ты ведь оттуда родом? Выговор знакомый.

— У грандсиньора прекрасный слух, — покорно согласился Лучано и зачем-то снова посмотрел вниз, на пустой двор. — Знаете, обычно я сам люблю поболтать, но у меня там енот привязанный.

«И двое спутников непонятно в каком настроении и состоянии, — добавил он про себя, отчаянно борясь с желанием всё-таки вытащить нож. — А время к обеду, пора бы выезжать!»

— Енот — это очень важно, — с шутливой серьёзностью согласился Витольс. — Что ж, тогда к делу.

И снова улыбнулся.

Лучано успел увидеть, как по-гадючьи растягивается пасть аккару, как сверкают изогнутые клыки, показавшиеся вдруг немыслимо длинными… Это было похоже на кошмар: тело само попыталось дёрнуться, уклониться, наплевав на приказ разума, но Лучано словно увяз в воде, двигаясь медленно и скованно. Витольс оказался совсем рядом, в его лице больше не было ничего человеческого, сплошной серебряный голод, льющийся из глаз. Эти чудовищные глаза уставились Лучано прямо в душу, пронизывая его насквозь: мысли, желания, потаённые страхи…

— Ты прав, — шепнуло чудовище, которое ходило по земле, когда ещё ни один камень не лёг в основание Верокьи. — Живому свойственно бояться. Но я слишком ценю хороший букет, чтобы портить его страхом. Твои спутники злились и возмущались, а ты чем меня порадуешь?

И он склонился к шее замершего, словно муха в янтаре, Лучано. Укус-удар был похож на змеиный — та же раскалённая мгновенная боль, а потом тягучее ощущение, что воткнутый в рану клинок медленно выходит обратно. Лучано задохнулся, не в силах кричать, но боль почти сразу прошла, а на смену ей пришло такое же сильное, почти мучительное удовольствие. Страх исчез, смытый волной жгучего и томного желания. Лучано глубоко вдохнул, расслабляясь… И пришёл в себя.

Наслаждение туманит разум так же надёжно, как боль, но плох тот Шип, который попадётся в его ловушку.

— Нравится? — шепнул кошмар с серебряными глазами, отрываясь от шеи Лучано.

— Да-а-а…

Лучано попытался сжать руку в кулак, сильно, до судороги, но мускулы предательски расслабились, и он никак не мог сделать себе больно, чтобы в этой боли найти противоядие от смертельного удовольствия.

Витольс облизнул губы, всматриваясь в лицо Лучано.

— Первый глоток, — шепнул он насмешливо. — Всего лишь первый. Не упирайся, мальчик, я в своём праве, и не тебе скинуть мою власть.

— И как… я… на вкус? — едва ворочая языком, проговорил Лучано, упрямо не позволяя себе утонуть в бессмысленном, но таком сладком экстазе.

— Тебе интересно? — хмыкнул Витольс и погладил его кончиками пальцев по щеке. — Вы прекрасны — все трое.

В голосе аккару появились мечтательные нотки, и Лучано снова содрогнулся — каждый звук низкого голоса Витольса будто проходился по его телу изощрённой лаской. Вот ведь… умелец! Если он творил такое с Айлин и Аластором… Понятно, почему эта целомудренная парочка теперь прячется от себя самих!

— В твоей крови — солнце, — снова склонившись, шепнул ему Витольс. — Жар итлийского полдня, цветение апельсинов и лаванды. Звон стали и алхимического стекла, сангретта со специями… Перец и шалфей — определённо! И очень много страсти… Я даже не рассчитывал на такую прелесть. У тех двоих — понятно, они — золотая кровь… Но и ты меня порадовал, юный Шип. И даже удивил.

— Я такой, да-а-а-а… — лениво согласился Лучано, пытаясь вынырнуть из тёплых ласковых волн, что вот-вот должны были сомкнуться над его головой. — А они? Какие они?

— Гнев и возмущение, — усмехнулся аккару. — Стук копыт, которому отзывается сердце. Можжевельник, звериная шерсть, выделанная кожа и привкус доброго северного железа пополам с родниковой водой.

— Аластор, — определил Лучано, и Витольс едва заметно кивнул. — А… она?

— Желание свободы, — тихо сказал аккару. — Зелёные яблоки, шамьет с корицей и свежесть только что разразившейся грозы. Она пахнет молниями и свежескошенной травой, старыми книгами и морем… И страсти не меньше, чем в тебе, юный Шип, но ещё скрытой, не вырвавшейся на волю. О, вы трое — редчайший набор! Право, я теряюсь в догадках, как сошлись три такие души! Ну, я утолил твоё любопытство?