Мне нужно подышать свежим воздухом.

Достаю из кошелька визитку, рассматриваю ее и решаю позвонить. Врач дал мне телефон одного частного гинеколога. Без колебаний я записываюсь к ней на прием на следующий день. Когда у тебя есть деньги, все решается очень быстро. Точно так же, как в Испании, когда имеешь социальную страховку. Меня замечает Мария, моя новая подруга-испанка, и подходит ко мне. Увидев мои покрасневшие глаза, спрашивает:

– Джудит, ты в порядке?

Киваю и улыбаюсь.

Я не из тех людей, кто рассказывает о своих проблемах всем подряд. Но тут замечаю в ее взгляде нечто странное и спрашиваю:

– Что такое?

Она вздыхает. Колеблется, но все же сдается перед моим настойчивым взглядом.

– Мне трудно тебе это говорить, но иначе я не смогу спокойно спать. – Я удивленно смотрю на нее, а она, указывая на попугайш, которые стоят в нескольких метрах от нас, говорит: – Твои подруги, которые так тебя «уважают», распускают сплетни. Они рассказывают о тебе ужасные вещи.

– Обо мне? Но ведь они ничего обо мне не знают!

Мария кивает, разводя руками, и я спрашиваю:

– Что происходит? Рассказывай.

– Говорят, что у тебя роман с другом твоего мужа. С неким Бьорном.

У меня из-под ног уходит земля. В голове всплывает фраза из песни Алехандро Санса: «Вот видишь, где два, там и три».

Что происходит?

Я беременна, Эрик считает, что у меня роман с Бьорном, а теперь еще и в школе говорят об этом.

Я вся дрожу…

Мне страшно…

Не понимаю, что происходит…

– Кроме того, – продолжает Мария, – они смеются над тем, что ты была секретаршей Эрика. В общем, сама представь, что они болтают.

У меня отвисла челюсть. Пораженная до ужаса, киваю.

– Я действительно работала в компании Эрика, но я не соблазняла ни своего мужа, ни Бьорна, ни кого-либо другого. Я вышла замуж всего четыре месяца назад, я обожаю Эрика, я счастлива и… и…

Мария заключает меня в свои объятия, и я закрываю глаза. Мои нервы на пределе. Замечаю, что попугайши поглядывают на нас и смеются. Вот сучки. Во мне начинает играть испанская кровь. Опомнившись, я спрашиваю:

– Как давно ходят эти слухи?

– Я об этом узнала вчера.

– От этих попугайш?

Мария кивает. Я вздергиваю подбородок и, как всегда, не задумываясь о последствиях, направляюсь к ним. Мне казалось, что я ясно дала им понять, кто я, но, видимо, они не поняли, поэтому объясню еще раз.

И мне все равно, что сейчас я скверно себя чувствую.

И мне все равно, что они подумают обо мне наихудшее.

Мне плевать на все, за исключением того, что они клевещут на меня.

Оказавшись напротив попугайши номер один, жены Джошуа, я устремляюсь к ней и, приблизившись к ней лицом, цежу сквозь зубы, краем глаза замечая, что Норберт выходит из машины и идет в мою сторону:

– Ты не нравишься мне, а я не нравлюсь тебе, мы с тобой это знаем, правда? – Она не шевелится, она напугана. – Так вот, я хочу, чтобы ты знала: мне еще больше не нравится то, что ты лжешь обо мне. Если не хочешь иметь из-за меня огро-о-о-омные проблемы, скажи, какая гадина наговорила это все обо мне, или останешься без зубов.

– Джудит, – шепчет Мария, разнервничавшись.

Попугайша краснеет как помидор. Ее подружки пятятся назад. Похоже, они бросают ее. Вот тебе и подружки!

Эта сучка, увидев, что лишилась поддержки, пытается увильнуть от меня, но я не даю ей это сделать. Крепко хватаю ее за руку и яростно требую:

– Я же сказала, ты расскажешь мне, кто наговорил всю эту ложь.

Дрожа от страха, она смотрит на меня и, прочитав у меня на лице: «Я тебя выдеру как сидорову козу!» – отвечает:

– Девушка… которая иногда приезжала за китайчонком.

Я закрываю глаза: Лайла!

Кровь стынет у меня в жилах, и я наконец все понимаю. Лайла наверняка навешала лапши Эрику на уши в Лондоне. Открываю глаза и разгневанно цежу сквозь зубы:

– У моего сына есть имя. Его зовут Флин. – И с силой толкнув ее, кричу: – В последний раз тебе повторяю, он – не китаец! И к твоему сведению, да! Я работала в компании своего мужа. И конечно же нет! У меня нет романа с Бьорном! Более того, слухи, которые ты здесь распространяешь, ты опровергнешь, иначе, клянусь, я устрою тебе невыносимую жизнь, потому что нет ничего хуже, чем я в бешенстве, понятно?

– Сеньора Циммерман, что происходит? – вмешивается Норберт.

Стая попугайш сразу же разбегается в ужасе.

На грани обморока я поворачиваюсь к Марии и говорю:

– Спасибо, что рассказала мне об этом, Мария. Мы еще увидимся.

Затем смотрю на Норберта, который с перекошенным лицом наблюдает за мной, и произношу, почти падая:

– Отвези меня домой. Мне плохо.

Дома меня рвет.

Я захлебываюсь рвотой и слезами!

Симона, обеспокоенная моим состоянием, предлагает мне одну из своих настоек, но я отказываюсь. Мне дурно лишь от одного их запаха. Пусть звонит Эрику – по крайней мере, хоть узнает, как он поживает.

Голова просто раскалывается, и меня заставляют лечь. Обессиленная, я тут же засыпаю. Когда просыпаюсь спустя пару часов, чувствую злость, дикую злость, и звоню Эрику. После третьего гудка он отвечает.

Аллилуйя!

– Говори.

– Нет, это ты мне говори, мудак!

После напряженного молчания он с иронией произносит:

– Как долго я не слышал от тебя этого нежного словечка. Жаль, что не могу лицезреть это вживую.

Замечаю, что он снова пьян. Не желая развивать эту тему, продолжаю:

– Как ты можешь быть таким мудаком и верить тому, что болтает Лайла?

Слышу, что его дыхание меняется. Похоже, он устал. Спрашивает:

– И как ты узнала, что это именно Лайла мне все рассказала?

– Новости распространяются намного быстрее, чем ты думал, – холодно отвечаю я.

Молчание.

Это молчание меня убивает.

Мужчина, которого я люблю, цедит сквозь зубы:

– Я еще не разговаривал со своим дорогим другом Бьорном. Отложил беседу с ним до тех пор, когда встречусь с ним лицом к лицу, но…

– Тебе незачем с ним разговаривать на эту тему, потому что между нами ничего не было. Бьорн – твой лучший друг и хороший человек. Я не понимаю, как ты можешь сомневаться в нем и верить, что между нами есть что-то большее, чем дружба.