Газеты писали, что туман идёт от реки, потом – что с пустошей. Но ведь это было не так, понял он, стуча спичками у себя над ухом, – на реке и в пустошах люди не жили, не было там тумана. Гуще всего он был в самом сердце и мозге страны – в Административном Циркуляре.

– Ты признаёшь сына? – голос сестры вернул его в мир телесный. – Если в Гралее сочтут, что у него кожа не бьётся со стандартами породы…

– Никого я признавать не буду официально, – успокоил он сестру, убирая спички. – Мне ещё не хватало рисковать сыном из-за этого чудовища Коруса, который может устроить показательный постнатальный аборт. Будет носить фамилию Андец – либо Сирос, как Эдта захочет, но жить на мои деньги. Я, если честно, – он отложил щётку и сцепил руки в замок, – не знаю, что с этим делать. Я – и отцовство, это же… странно.

– Ты ненормальный, конечно, – сестра обняла его за пояс, – но ты же хороший. Когда родители тебя обсуждали, всегда говорили, что, хоть от тебя много проблем, ты хороший. Как будто, знаешь – удивлялись этому.

Конечно же, они удивлялись – они всю его жизнь ждали, что он что-нибудь выкинет. А выходит, ждали не ту жизнь. Проект сектантов провалился благодаря Дитру Парцесу. Даже сквозь горе от потери родителей, понимал он, разглядывая их черепа, он был рад, что у него есть это всё – он умеет любить, дружить, у него всё ещё есть семья – сестра, любимая дама и скоро появится сын. У него есть много, несоизмеримо много сил против этого тумана.

Он собирался, проверяя отцовский револьвер, а труба была уже в глубоком кармане кафтана, когда его настигла Эдта. Его одного она отпускать никуда не желала, так было «нельзя». Когда он спросил, как можно, Эдта ответила, что только с ней. Не с Парцесом, не с Равилой – с ней. – Ты просил вести себя сквозь пустоту, – свистяще говорила она, натягивая городское платье поверх прозрачного. – Я поведу. Так надо, я видела, что так надо.

– Тебе не следует, ты в положении, – возразил он, но Эдта, проигнорировав его, устремилась к выходу, застёгиваясь на ходу.

Циркуляр встретил их навязчивой тишиной. Люди, которых Дитр спас от тяжёлых демонов, попрятались по домам с семьями и друзьями. Торговля остановилась, а даже дневной сбой повредит балансу ценностей в стране, заметила Эдта, впрочем, равнодушно. Она уволилась из Министерства, теперь она будет управлять ценностями семьи, всем, что оставили после себя её опекуны, – теперь она сама опекунша.

Ни о каком экипаже речи и не шло – даже постоянные каретные поезда больше не ходили.

– Надо идти дугами, – сказала жена. – Там обычно меньше людей. Туман там, где люди. Это единственное полезное открытие «Чистки-1008».

Рофомм согласно кивнул. Они пошли через злачный сквер, где больше не слышалось пьяного хихиканья проституток и грубых мужских голосов, а у первых же лавок оба затормозили, с ужасом созерцая картину, открывшуюся им из тумана.

На деревьях были развешаны люди. Одних подвесили верх ногами, других – за шейные платки. Трупы даже не покачивались, потому что ветра больше не было. Они застыли следом за деревьями. Звякнул мерзкий, режущий уши, вякающий смешок, зашелестел гравий. Эдта больно впилась пальцами в его локоть, и он чувствовал, как колотится её сердце.

К ним прямо по земле приближалась маленькая фигурка младенца в ползунках. Он двигался словно нездешний слизняк, и за ним тянулась полоса чёрной слизи, доступной лишь всемирному зрению шеф-душевника. Младенец, раскрыв беззубую пасть, снова рассмеялся, а Эдта согнулась пополам, зажав уши. Рофомм схватил её за пояс и потащил прочь из сквера, пока чудовищная тварь их не настигла.

Завозившись с женой, он чуть не споткнулся об перевёрнутую коляску и ещё что-то мягкое.

– Погань всемирная! – прошептала Эдта, во все глаза глядя на труп оммы да Нерели. Грудь у неё была разворочена, горло посинело, а из мёртвых глаз вытекали чёрные слёзы.

– Пошли, пошли, веди, – он стиснул её ладонь, и Эдта, собравшись с духом, рванула прочь из сквера, увлекая его за собой в Циркуляр Артистов.

Зелёные фонари тёплых домов больше не горели, вывески услуг сиротливо сообщали, что тёплый дом для дам теперь предоставляет услуги и господам – «тёплый собутыльник для тех, кому некому рассказать». Они крюками вышли в Зелёный Циркуляр, здесь должно быть безопаснее – это была богатая и наименее населённая часть города, отсюда до Префектуры рукой подать, поэтому решили идти напрямик через радиус Тридцатилетия союза, где находилось гралейское посольство.

– Интересно, трогает ли туман иностранцев? – прошептал он, словно боялся, что туман их подслушает.

В посольстве работа как будто шла – через дорогу неслась девушка, прижимая к груди папки, она старалась не вдыхать клейкий воздух до самого крыльца, на котором невозмутимо курила трубку омма Барлуса в обществе охранного кота.

– Эр номинно, онн Ребус, – поздоровалась она. Барлуса, как и все дипломаты, упорно пользовалась сложной системой обращений, принятой в Принципате. Человека высокой профессии – врача, законника, всемирщика и инженера – следовало называть «онн», «уважаемый», невзирая на сословие. – Эра Андеца, – она равнодушно кивнула Эдте, ту перекосило. Так обращались к простым людям. – Эр номинно, омма Барлуса, – ответил он. – Как вы себя чувствуете? Я так и думал, что туман атакует только граждан Конфедерации, вы, кажется, в порядке, и кот у вас чудесный.

– Он не мой, он посла, – она мягко тронула кончиком туфли шерсть охранника. – Одолжила его, чтобы выходить на улицу, так спокойнее, – Барлуса вдруг поёжилась.

– Что с послом, омма Барлуса? – жёстко спросила Эдта. – Что-то с ним случилось?

– Я… я не… – она принялась вытряхивать табак из трубки в стенную пепельницу. – Знаете, это вас не касается, веллэра Андеца.

Эдта, которой только что намекнули, что в Принципате её никогда не примут, фыркнула и, дёрнув Рофомма за рукав, потащила дальше, даже не попрощавшись. Туман сгустился, здание посольства пропало из виду.

Путь до Административного Циркуляра ещё никогда не был так долог – не знай они, что им надо постоянно идти прямо, обязательно бы заблудились в этой серой тишине. Впрочем, сплошной тишина не была. Глухой, ритмичный стук доносился до них, а какая-то дама, прислонившись к декоративной колонне, плакала, закрывшись вуалью.

– Тук-тук-тук, – говорило эхо сквозь туман.

Три женщины, взявшись за руки, водили хоровод на проезжей части, но они не были одержимы – пока что.

Странный способ нашли они, чтобы спастись от демонов, но он работал.

– Тук-тук-тук, – звук становился яснее по мере приближения.

Рофомм шагал, почти прижимая к себе жену, думал о том, как бы он назвал сына. Гралейским именем или ирмитским? Не ему решать, не он подвергает себя опасности беременностью. Близость любимой женщины придавала доктору сил.

Он стоял на проезжей части, где теперь мало что ездило, и выстукивал тростью по булыжникам. Одна нога была зафиксирована гипсом и тугими бинтами, другая была босой. Овальное, благородное лицо пожилого человека изображало пустоту, а глаза закатились до белых щелей между веками.