И тут это прекратилось. Вскрикнула женщина – зычно, властно – и принялась кричать, громче сладостной песни о звёздах:

– Граждане, не поддавайтесь ложному внушению! Граждане, сохраняйте свои мысли, берегите свой рассудок! Граждане!..

И Шорл очнулся, словно его ошпарили пощёчиной. Мракобес пытался петь, но его перекрикивала глашатай с рупором. Резня всё ещё шла, только врагов у сектантов появилось куда больше. Откуда-то взялись вооружённые люди в одежде песочного цвета, они стреляли и рубили, их была добрая дюжина, они выкрикивали что-то непонятное, Шорл не мог различить. Сектанты бросались восвояси, но люди догоняли их и рубили по шеям. Ими командовал, похоже, крупный рыжеватый блондин, он носился по деревеньке, звонко раздавая указания замешкавшимся товарищам.

– Пусть откроют мне молельню, верр! – крикнула глашатай, вдруг остановив свою боевую убедительность. – Я так долго не смогу, ломайте двери, прошу вас! – Ломайте! – приказал он своим, и те бросились к дверям, Зиэ – с ними.

Шорл вдруг осознал, насколько странно они одеты – их форма была как на доминионских военнопленных, которых Шорл в юности видел в вагоне-клетке, только не коричневая, а бежевая, да и сшита она была грубо, самодельно, из дешёвой ткани. Глашатай была чернявой, как часто у них бывает, говорила на чистом варкском, зато командир был какой-то иностранец, и говорок у него был самый южный, но при этом изысканный, чего не услышишь из шахтёрских уст жителей Гога.

Это доминионцы, вдруг понял он. Доминионские разведчики, а с ними – предательница-глашатай. Он, похоже, вляпался в какой-то международный скандал, думал он, пока люди заканчивали выламывать дверь. Или нет?

– Не режьте ему глотку! – в поле зрения снова показалась дама в ярком кафтане, с ней была ещё одна, в более простой одежде и не так изящно сложенная. – Мне надо спросить, только спросить!

– Хорошо, омма, – кивнул блондин и повернулся к подчинённым, которые были готовы вбежать в молельню. Он приказал им что-то на своём языке, которого Шорл не знал, а если б знал, то услышал, как командир требует привести глашатая, а ещё: «Рот закрыть, глотку не резать!»

Шорла, как и его приятелей, вежливо, но настойчиво обыскали, блондин попросил не сопротивляться, ведь им вредить они не собираются. Блондин долго глядел на краденый-купленный револьвер, с которого хирург стёр гравировку, а потом спросил, откуда он у него. Шорл ответил, что купил.

Бойцы суетились на улице, а командир песочных людей вежливо повёл знатную гралейку в молельню.

– Омма, я владею вашим языком, но мы в гостях, и поэтому я буду разговаривать на варкском, вы не возражаете?

– Уж пожалуйста, – едко процедил Торел, который увязался за ними. Гралейка не возражала.

– Нуэр, я веду генеалогическое расследование в рамках репатриационного процесса, мои источники привели меня сюда, я сама удивлена, – стрекотала дама, поблёскивая белыми зубами. Несмотря на акцент, говорила она хорошо, без ошибок. – Не знала, что расследование приведёт меня к сектантам, но кровный… простите, соплеменник, которого я изучаю – смешанного происхождения, поэтому… – она взмахнула рукавом, обведя взглядом молельню.

Место и впрямь было неприятным и диким. Лектории Акка, где читали всемирные нотации по нравственности, мало чем отличались от кампусных, где людям было удобно внимать и осмысливать. Здесь же намеренно жгли свечи, а земляной пол изувечили так, что Шорл, проникший в молельню следом за ними, чуть не переломал себе ноги. На полу мелкими камнями выложили круги, а вне их линий лежали крупные, выкрашенные голубой краской булыжники. Чистая Коммуна поклоняется звёздам, вспомнил Шорл. В самом центре круга по-собачьи стоял горластый, а глашатай нависала над ним словно хищная птица.

– Вам не следовало идти сюда с одной лишь служанкой, омма, – укорял даму блондин. – Они опасны даже для людей с крепким рассудком.

– Это не служанка, а стальная камеристка, – возразила белозубая дама. – При надобности она бы смогла меня быстро увести, правда, Ринелла?

Ринелла, высокая плечистая бабень с короткими волосами, в штанах и высоких сапогах на плоском ходу, и впрямь мало походила на девиц, которые держат зеркальце, пока госпожа прихорашивается. В камеристки и в гвардию Гралеи шли выпускницы одного и того же заведения. – Самая настоящая стальная камеристка? Знаете, я жил в плену у вашего знатного соплеменника, он нанял своей дочке стальную гувернантку, – сказал блондин и тут же обратился к Ринелле, и от его слов она расцвела. «Наверное, сделал комплимент её кобыльим плечищам», – подумал Шорл и был почти прав. Блондин заприметил себе в отряд новую пару кулаков, но знатная дама пока что не замечала кадровой угрозы и любезно спрашивала, зачем здесь они. – Ах, мы? Мы по приказу генерала. Генерала Эрля, – уточнил он, отчего у дамы поползли вверх брови. – Того самого, да. Вообще-то, по законам нашей родины, это я его начальник, а не наоборот, но чего не сделаешь ради этой самой родины. Он окружил себя пустынными шаманами, а они рассудили, что для нашего дела надо искать «выше-человека». Поиски «выше-человека» привели нас далеко на юг, это почти квинер езды от пустыни. Я сам не до конца понимаю, что шаманы имели в виду, у них очень странная речь – примитивный язык, очень мало слов. Я так понял, в этом сообществе занимались созданием сверхчеловека, некоего мифического агента их высшей сущности в мире телесном, я не ошибаюсь, господин Торел?

– Да, – гордо надулся Торел, о котором наконец-то вспомнили. – Звёздного Помазанника. По сути – лишь всемирно сильного человека. Они и без сект порой рождаются, но этим надо было изувечить кучу людей, чтобы его произвести.

– И как, удачно? – не удержался Шорл.

– А это мы сейчас и спросим.

Мракобес не желал отвечать, лишь твердил о какой-то каре, что обрушится на них огненным взглядом падающих светил, и тогда блондин свистнул какого-то сутулого из толпы своих бойцов. У человечка был скошенный подбородок, а кожа была подёрнута следами блудной болезни. Пробираясь бочком, человечек трогательно тряс в руке ножичком и нежно улыбался грядущей жертве, и Шорл вдруг понял, что ни за что не хочет смотреть на пытки.

Ему было всё равно, о чём сейчас начнут выведывать блондин и гралейка, он ринулся наружу, надеясь, что улица заглушит вопли истязаемого. Не заглушила.

Шорл, отрекшись от ушей своих, шуровал пинцетом, вытаскивая пули из всех трупов подряд.

– … вы оказали всемирную услугу мне, нуэр Сипел, – говорила гралейка, выходя из молельни. «Странное обращение к палачу – как к солдату», – с отвращением подумал хирург. Сипел, любовно вытирая ножик о специальный платочек, молча шёл рядом, пожирая её глазами. – Ничего о происхождении моего кровного не должно просочиться наружу, ведь Принцип весьма… щепетилен. Мне попросту жаль этого человека, если б узнали о его происхождении.

– Всех убивать, омма, – пообещал палач. – Верр дать волю убивать.

Шорл отвлёкся на них и не заметил, как к нему снова подкрался командир песочных. Он сжимал револьвер промеж двух ладоней, словно то был трупик птицы.