Исабель продолжала вопить на руках у матери. Взрослые переглядывались, не зная, что делать.

– Отправляйтесь с Пабло в библиотеку, – предложила наконец Вивиан. – А я позабочусь об Амалии и девочке.

Амалия разглядывала полки из красного дерева, заставленные книгами, освещенные теплым желтоватым светом.

– Пойдем пока на кухню, – позвала Вивиан. – Дадим ей что-нибудь.

– Не думаю, что Исабель плачет от голода, я покормила ее дома, – отозвалась Амалия, когда они шли по коридору. – А если даже и так, все равно у тебя вряд ли найдется подходящая еда. Она пока не все ест.

– Не беспокойся, Фредди обо всем позаботится.

Гостья подумала о дистанции, отделяющей ее семью и эту, где имеют возможность нанять повара: о таком она не осмеливалась даже мечтать.

Исабель больше не плакала – быть может, благодаря аромату сдобы, веявшему в коридоре. Дойдя до кухни, Амалия застыла как вкопанная: она увидела повара. Точнее сказать – повариху.

– Фредесвинда!

Толстуха тоже обомлела:

– Амалия!

– Вы что, знакомы? – спросила Вивиан, и голос ее зазвучал совсем по-другому.

– Ну конечно, – начала Амалия, – мы были…

– Я работала у тетушки этой сеньоры, когда она была еще девочкой, – встряла повариха. – Донья Амалия часто туда наведывалась.

Амалия поймала предупреждающий взгляд толстухи и не стала возражать.

– А это что, ваша дочка?

– Да, – ответила Вивиан. – Что бы ей дать поесть?

– Я только что испекла пирог.

– Немного теплого молока будет в самый раз, – вмешалась Амалия.

– Фредесвинда, делай, что велит сеньора. Амалия, ты попала в хорошие руки.

Каблучки хозяйки зацокали по черному мраморному полу коридора.

– Зачем ты выдумала эту басню? – шепнула Амалия.

– А как ты хотела? – перешла на «ты» Фредесвинда, разогревая молоко. – Признаваться, что мы были соседками?

– Почему же нет?

– Ах, Амалия, ты чересчур наивна, – буркнула подруга, нарезая пирог. – Если бы вы не переехали в хорошее место, дон Хулио не пригласил бы вас к ужину. Если ты скажешь, что была соседкой поварихи, эта новость не поможет вам обстряпать дело, а для Пабло этот контракт необходим…

– Откуда ты знаешь?

– Мы, слуги, хорошо слышим.

Пока Фредесвинда болтала, девочка стащила кусок пирога и уже тянула ручку за вторым.

– Нет, Иса, – сказала Амалия. – Это не для тебя.

– Пока ты не ушла, угостись и сама, – настаивала повариха. – А ей я дам молочка и попробую укачать… Уй, ну что за прелесть!

Фредесвинда принялась расхаживать с Исабелой на руках, напевая вполголоса. Не успела Амалия доесть пирог, а девочка уже спала, убаюканная красивым контральто.

– Я не знала, что ты так хорошо поешь. Тебе бы этим деньги зарабатывать.

– Ты что, безглазая? Кто же наймет на работу певицу, в которой триста фунтов весу?

– Ты могла бы чуть-чуть похудеть.

– Думаешь, я не пыталась? Это такая болезнь…

До женщин донеслись голоса и смех.

– Ступай уже отсюда, – проворчала Фредесвинда. – Сеньора не должна так долго разговаривать с прислугой. Если девочка проснется, я тебя отыщу.

Амалия пошла по коридору, ориентируясь по звуку, вот только не помнила, налево или направо надо повернуть. В конце концов эхо привело ее в гостиную.

– Что будешь пить, Амалия?

Гостья не успела ответить, когда в дверь позвонили два раза.

– Это наверняка он, – сказал Хулио. – Вивиан, налей чего-нибудь Амалии. А я иду открывать.

Пабло наклонился к ведерку со льдом, Амалия пригубила ликер, а голоса в это время приближались по коридору. Амалию повернуться к дверям заставила даже не наступившая пауза, а напряженная поза мужа. Рядом с Хулио стоял ее отец, и был он вне себя от изумления.

– Что с вами, дон Хосе? Вы в порядке?

– Да… нет… – просипел Пепе, как будто ему не хватало воздуха.

А потом в коридоре раздался шум.

– Мы можем перенести нашу встречу на другой день, – предложил Хулио.

– Прошу прощения, – подала голос из коридора толстая Фредесвинда, силясь удержать Исабель, которая рвалась из рук. – Сеньора Амалия, девочка зовет вас.

– Простите, дон Хулио, – прошептал Хосе.

Удивленные хозяева смотрели, как он повернулся и вышел из комнаты. Почти что ощупью отыскал дверь и попытался открыть, но не справился с хитроумным замком.

И тут его потянули за штанину:

– Тата.

Девочка, совсем еще кроха, недавно вставшая на ножки, смотрела на господина, который не может открыть дверь. Хосе отступил на два шага, но девочка не отпускала его штанину.

– Тата, – со странной настойчивостью позвала она.

Это был его собственный взгляд и взгляд его дочери. Побежденный взглядом внучки, Хосе собрал последние силы, склонился, взял ее на руки и зарыдал.

Всех этих лет как будто бы и не было, вот только ее отец еще больше поседел и глаза его, когда он играл с внучкой, по временам лучились особым светом. Потому что если раньше Хосе жил, завороженный своей дочерью, то теперь Исабель действовала на него почти гипнотически. Дед мог без устали подбрасывать ее вверх, рассказывать разные истории и показывать, как открываются футляры музыкальных инструментов. Амалия пользовалась любой возможностью, чтобы оставить девочку с ним, а сама в это время занималась своими делами. В тот жаркий вечер в городе вечной влажности колокольчик возвестил о ее появлении в магазине, в котором она так любила играть в детстве.

– Привет, папочка! – крикнула она отцу, склонившемуся за прилавком.

Хосе поднял голову:

– Она умирает.

Амалия застыла, увидев ужас на его лице.

– Кто?

– Донья Рита.

Амалия спустила дочку на пол.

– Как? Что стряслось? – Женщина почувствовала, что колени ее подгибаются.

– У нее опухоль голосовых связок, – тихо сказал Хосе. – Святые небеса! Умирает женщина, поющая как богиня.

В голове Амалии замелькали неясные образы той Риты, что была рядом с самого ее детства, и ей показалось, что всей своей жизнью она обязана ей: кукла с золотыми кудряшками; серебряная шаль, которая свела ее с Пабло; письма, которые она носила к нему и от него; прибежище, которое она предоставила им после побега; заем на покупку их первого магазина…

– Это словно месть преисподней, – всхлипнул Хосе. – Как будто дьявол почувствовал такую зависть к этому горлу, что порешил закрыть его навсегда.