Уровень детализации данных о распространении вируса в этой сводке был качественно новым. Описывалось не только распределение инфицированных по возрастным группам, но и когда у кого появились первые симптомы, и число соседей по каюте у каждого заболевшего. Особого внимания заслуживали даты проявления симптомов. Они свидетельствовали о том, что у 51 % пассажиров с положительным тестом на вирус инфекция на момент выявления протекала бессимптомно. Картер отнесся к этим цифрам со здоровой долей скептицизма, поскольку болезнь до сих пор оставалась во многом неизученной и со временем симптомы вполне могли развиться и у этой бессимптомной половины инфицированных. Тем не менее число получилось страшноватое: ведь до сих пор никто и вовсе не исследовал вариант асимптоматического распространения вируса.

Повальная эпидемия на борту круизного лайнера одновременно высвечивала крайнюю скрытность вируса и помогала объяснить причины воистину фантастической скорости его распространения — судя по всему, реально наблюдавшейся в Ухане. «Единственный путь к осмыслению вещей для меня лежит через истории, которые я рассказываю сам себе, — написал Картер своей новой аудитории через несколько дней, как бы извиняясь за предстоящий отход от темы и очередное возвращение к примеру пожара в ущелье Манн-Галч. — Что меня особо тревожит в случившемся на борту круизного лайнера, так это предвидение повторения подобной картины, когда вирус проникнет внутрь системы здравоохранения США (не говоря уже о местах пребывания записных групп риска, таких как дома престарелых). Я не уверен, что простым людям понятно, какая опасность маячит на горизонте. Помните историю пожара в Манн-Галче? Так вот, по тем меркам у нас на часах уже 17:44. И, подозреваю, когда наступит 17:45, начнутся такие хаос и паника, что поздно будет что-то готовить. Сомневаюсь, что мы успеем наспех соорудить нечто лучшее, чем японцы на этом круизном судне».

Отчет открыл Картеру более полную картину распространения вируса внутри местного сообщества, чем он когда-либо видел или надеялся увидеть. Новые данные позволяли проверить его мысленную модель — сюжет рассказа, который он складывал у себя в голове с тех пор, как начал рыться в китайском сегменте интернета. Коэффициент поражения на борту Diamond Princess достиг 20 %. Всего за месяц каждый пятый из запертых по каютам узников этой плавучей тюрьмы оказался в числе инфицированных. Значит, 20 % будут еще крайне заниженной оценкой вероятного уровня распространения заболевания за сравнимый и более длительный период, да еще и в способствующих этому естественных условиях. Но в целом такая статистика вполне укладывалась в рамки его мысленной модели. Оставалось только подсчитать и спрогнозировать смертность.

По уханьским данным сделать это было проблематично, поскольку об истинном числе как инфицированных, так и умерших у хитрых китайцев было не дознаться. Но и данные из Токио оставались ненадежными, поскольку большинство из тех, кому суждено было умереть от вируса на борту круизного лайнера, пока что оставались в живых. О подведении итогов можно было бы говорить недели через три, а в распоряжении Картера, по его мнению, трех недель и близко не было. Тогда он снова прибег к своим излюбленным методам наколенной эпидемиологии. По-настоящему тяжелобольные, рассуждал он, скоро появятся в отделениях интенсивной терапии, будь то в Японии или у себя на родине по возвращении. Картер продолжил отслеживать новости, из которых можно было бы узнать о новых случаях госпитализации пассажиров, сошедших на берег по окончании карантина. Эта отдававшая донкихотством причуда, однако же, позволила ему в итоге получить точную цифру числа пассажиров Diamond Princess, для которых круиз завершился реанимацией. Зная же, что уровень смертности пациентов с острой дыхательной недостаточностью (вне зависимости от причин ее развития) в отделениях интенсивной терапии всего мира варьируется в пределах от 25 % до 50 %, и приняв, что в этом отношении пассажиры Diamond Princess ничем не отличаются от прочих смертных, он и получил предварительную оценку летальности новой болезни еще до фактического наступления смертельных исходов у ее последних жертв из числа пассажиров круизного лайнера.

Среди пассажиров лайнера летальность инфекции, по прикидкам Картера, достигала 1,5–2 %. Средний возраст там был, конечно, выше, чем у американского населения, но ничто не запрещало перенести эти цифры с поправочными коэффициентами и на другие возрастные группы, чтобы рассчитать для них прогнозы смертности, которые будут применимы и в США. Проделав всё это, он получил оценку летальности инфекции в пределах от 0,5 % до 1 %.

Полученные им ранее такими же подручным средствами прикладной эпидемиологии оценки заболеваемости и смертности в Ухане вполне годились бы и для предсказания конечных результатов вспышки на Diamond Princess. «Думаю, два этих кластера данных достаточно близки, чтобы убедить людей, что всё это обернется плохо и нам нужно будет задействовать весь спектр НМВ [социальных вмешательств], — писал Картер 28 февраля. — Остается лишь вопрос, как скоро». В 1918 году в Сент-Луисе социальные барьеры возвели через неделю после первых зафиксированных в городе случаев, указал он, а в Филадельфии тянули с этим три недели. Теперь же в США уже были города, отставшие по срокам от Сент-Луиса, а возможно, и от Филадельфии. «К лечению же тут нам следует подходить как в реаниматологии подходят к терапии инсультов или острых коронарных синдромов, где время = поражение ткани, — писал Картер. — В данном случае время = распространение инфекции».

Итак, у него выстроилась правильная ментальная модель вируса. Белым пятном в этой модели оставалась, однако, позиция его собственной страны и ее руководства. С каждым днем он получал всё больше свидетельств их нежелания признавать с его точки зрения самоочевидное и что-либо предпринимать по этому поводу. Двадцать шестого февраля президент Трамп заявил на пресс-конференции, что новый вирус выявлен пока что всего лишь у пятнадцати американцев, и заключил, что, «когда у вас всего пятнадцать случаев, а через пару дней и эти пятнадцать уменьшатся почти до нуля, — это и означает, что мы работаем хорошо». На следующий вечер после встречи в Белом доме с лидерами афроамериканцев в ответ на вопрос тележурналистов о коронавирусе Трамп и вовсе заявил: «Сам исчезнет. Придет день — и о чудо! — был и нет его». В CDC, в свою очередь, шагов на пять отставали с принятием мер относительно того, что им полагалось бы делать по статусу. Лишь 1 марта они объявили о начале сплошной проверки прибывающих из-за рубежа на симптомы коронавирусной инфекции. «Я к тому времени ни секунды времени тратить не стал бы на въездные ограничения или проверку прибывающих, — писал Картер. — У нас в США, как и в Европе, теперь тоже полно этой заразы».

Каждое упущенное мгновение в такой ситуации измеряется в том числе и потерянными жизнями; но, однако же, и через неделю после того, как Картер получил все необходимые подтверждения правильности выстроившейся в его голове модели угрозы, в реальной жизни ничего не изменилось. «Чувствую замешательство среди особо смекалистых, — писал он в начале марта. — Слышат, что свыше 80 % инфицированных отделываются легкими симптомами, а летальность заболевания в среднем находится на уровне 0,5 %, складывают две эти цифры в уме и делают вывод, что мы имеем дело с незначительной вспышкой». И далее, чтобы «помочь людям разобраться, что таится за тем, что они понимают под „легкой вспышкой“», он привел кое-какие цифры: по самым щадящим оценкам случившегося на борту круизного лайнера (заболеваемость 20 % и летальность 0,5 %), развитие эпидемии по такому сценарию унесет жизни 330 000 американцев.