Доминик прикусывает нижнюю губу, и я снова запечатлеваю в памяти эту картину.

– Значит, ты согласна?

Я опускаю глаза, и воздух наполняется напряжением.

– Не знаю.

– Это очень серьезно, – предупреждает он. – Не умаляй всей важности.

– Не буду.

– Хорошо.

Открыв рот, чтобы заговорить, я замираю, когда через открытое окно доносится шум подъехавшей «Новы» Шона. Он вернулся, и я начинаю носиться по комнате, собирая мусор и другие подтверждения того, как мы провели с Домиником этот день. Схватив пакет из мусорки возле стола, я спешно запихиваю в него еду и пустые бутылки от воды.

Чувствую на себе взгляд стальных глаз, и мое виноватое сердце начинает отбивать в груди бешеную чечетку, пока я прибираю в комнате на скорую руку.

Один взгляд на Доминика, и его напряженная челюсть и холодный взгляд дают мне понять, что он зол, раз я ему не верю. Раз не верю Шону. Раз я по-прежнему сомневаюсь, что мне ничто не угрожает. Съежившись, я завязываю пакет, пока Шон взбегает по накрытой ковролином лестнице. Я приоткрываю дверь, и он заглядывает в комнату. Шон промок до нитки и приветствует меня радостной улыбкой.

– Привет, Щеночек.

– Привет, – отвечаю я и опускаю глаза в пол, когда он подходит ближе.

Я не смогу. У меня не получается.

Но если это правда, то почему кажется, что мое сердце выдержит? Мое тело легко уступило этой идее, но мысленно я не прекращаю себя порицать.

Меня успокаивают именно их слова, их поступки и реакция, а не мое собственное мышление, и в какой-то момент все должно измениться, если у нас получится. Шон терпеливо ждет, но я не в силах посмотреть на него. Под чистой футболкой Дома на мне ничего нет, и это верный признак того, что я на какое-то время переметнулась на другую сторону, в чужую постель.

Отвечаю единственной безопасной фразой, которая приходит в голову.

– Ты пропал. Весело провел время?

– Ага, идеальный поход, а потом я немного поработал. А ты?

Я киваю, эмоции застревают у меня в горле. Не зная, что делать, я не оглядываюсь на Доминика, чтобы оценить его реакцию на эту ситуацию. После еще одной мучительной минуты молчания Шон приподнимает мой подбородок, непреклонно качает головой, а потом наклоняется и целует меня. Его губы мягкие, и от его аромата слезятся глаза, когда он отстраняется.

– Пока еще пытаешься помириться с дьяволом?

Я мрачно киваю.

– Очень хочу.

– Я в твоем распоряжении, Сесилия. – Идеальные слова от идеального мужчины, и кажется, что я уже его не достойна. Он кивает Дому, а потом тихо шепчет: – Спокойной ночи, друг.

Я открываю рот, но он берется за ручку по другую сторону двери и закрывает ее, оставляя меня в комнате.

От шока я застываю на пару минут, а потом поворачиваюсь к Доминику и вижу, как он на меня смотрит. Он подтягивает к плечу свободную подушку. Забравшись обратно в его постель, чувствую, как губы расплываются в улыбке. Доминик выключает свет и тянется ко мне.

– Точно это, – говорит Лайла, когда я открываю дверь примерочной и встаю перед зеркалом в полный рост. Тесса, хозяйка магазина, согласно кивает из-за кассы. Я критически оцениваю свое отражение в светло-желтом сарафане, который облегает все мои округлости. Я подзагорела благодаря продолжительным походам с Шоном. Цвет платья выгодно подчеркивает потемневшую под солнцем кожу и голубизну моих глаз.

– Да, это.

Лайла лукаво улыбается и наклоняется так, чтобы Тесса не слышала.

– Для кого оно?

– Для Шона. После того, как мы закончим, собираюсь к нему домой, приготовлю парням еды перед сегодняшним фейерверком.

Она перебирает вешалки и улыбается.

– Я бы умерла от зависти, если бы не любила так сильно своего придурка-жениха и не росла вместе с этими прохвостами.

Лайла намного меня старше, ей только исполнилось тридцать. И по первым беседам я не понимала, какая у нас разница в возрасте. По разговорам с ней я узнала, что она в «клубе» с самого начала. В отношении братства Лайла поистине верна до гроба, и последние недели мы часто зависаем вместе. Она – единственный человек, кроме Тайлера, который знает тайну моей улыбки «Воскресного бранча».

Тайну, что я состою в открытых отношениях с двумя парнями.

И это одновременно странно и чудесно, весело и пугающе.

В сумочке звонит телефон, и я беру ее со стула рядом с примерочной и отклоняю видеозвонок от мамы. Я избегаю ее как чумы из-за моего нынешнего статуса отношений. Не хочу делиться с ней ни малейшей подробностью. Вступив в пору половой зрелости, я молча порицала маму за то, что она рассказывала истории, демонстрирующие ее вопиющую распущенность. Но теперь не мне ее судить. Мне никогда не нравилось, что своей излишней откровенностью она больше строила из себя подружку, чем мать. Это совершенно неприемлемо. Теперь мне не стоило бы наказывать маму за такое поведение, когда стала лучше понимать ситуацию. Но отчасти хочется верить, что у меня совсем все по-другому. Что у меня другие отношения. Вытащив из кошелька банковскую карту, я протягиваю ее хозяйке магазина, которая окружала нас заботой с той минуты, как мы вошли, и пытаюсь избавиться от чувства вины. На экране появляется сообщение.

Я бегло печатаю ответ:

Как только Тесса пробивает мне чек, Лайла отрезает бирку. Платье стоит намного дороже, чем я обычно трачу на любой предмет одежды, но Шон убедил меня ходить теперь только в местные магазинчики. А это значит, что в этом бутике делового центра города я плачу на тридцать баксов больше и приношу прибыль местной экономике, чтобы поддержать владельцев малого бизнеса.

Однако, когда мы с Лайлой вошли в магазин и стали приглядываться к ценникам, по манере держаться и полным надежды глазам Тессы я поняла, что ей страшно. Было очевидно, что она отчаянно нуждалась в покупателях, и мне стало приятно, что я пришла совершить покупку, и жутко, что это не продлится долго. Пока мне пробивают покупки, я слушаю историю о том, как она унаследовала магазинчик своей бабушки и обновила его, вложив в переделку все до последнего цента. Тесса немногим старше меня, и я искренне сочувствую ей, когда девушка понимает, что слишком разоткровенничалась, и в ее голосе слышно, насколько она расчувствовалась.

Я решаю рассказать об этом Шону. Не ради шопинга в местных магазинах, а потому как знаю, что он может помочь. Каждый квартал для избранных местных предприятий в Трипл-Фоллс наступал праздник. В основном, это предприятия, принадлежащие родственникам братства, которым оно помогает оставаться на плаву. Я узнала об этом за тот насыщенный день, когда меня посвящали в тайну.