- Да, - я продемонстрировал следы укусов.

Он только кивнул и не стал задавать лишних вопросов, занявшись аспирантом. Я пристально наблюдал за действиями целителя.

- У вас уже был опыт экзорцизма? – поинтересовался, заметив, что и как он готовит.

- Да. У нашей с вами знакомой Будрысайте после вашего ухода приключился второй приступ. Девушка, будучи явно не в себе, попыталась наложить на себя руки…

- И как?

Он не ответил, но сурово поджатые губы подсказали, что все закончилось печально.

- Я… могу взглянуть на ее тело?

- Не сегодня.

Да уж, даже мне было понятно, что среди ночи являться в лазарет – или городской морг, куда могли перевезти тело – не стоит даже мне. Тем более, что пока впереди вставали более насущные проблемы.

Рой Бойко.

Он ненадолго притих, став до странности похожим на плененного хищника – прищуренные глаза, нервно раздутые ноздри, напряженное тело. Казалось, у него даже уши прижались к голове, как у зверя. И взгляд, которым он отслеживал каждое движение целителя, тоже был взглядом зверя.

А мэтр Голон, как ни в чем ни бывало, начертил на полу несколько рун, соединив их ломаной линией, после чего стащил верхнюю одежду и напялил на блузу мешковатую накидку, которая по покрою могла быть принята за рясу, но не имела таких рукавов и выреза. Подол, а также горловина ее были отделаны толстой серебряной тесьмой с мелким путаным узором. Даже мне стало слегка не по себе, а Роя затрясло.

- Ыы-ы-ыу-у! – взвыл он, изогнувшись, и задергался мелко-мелко, сотрясаясь всем телом.

- М-да, случай… - покачал головой целитель и полез в саквояж. – Это, молодой человек, уникальный случай. Так называемая первичная или природная одержимость, направленная не извне, а изнутри. Сиречь…

- Не время для лекций, мэтр! – вскрикнул я, творя защиту, потому что чувствовал клубящуюся силу.

- Как раз сейчас время, - огрызнулся мэтр Голон, доставая из саквояжа крапивную веревку и проворно связывая петлю. Потом несколькими уверенными движениями расширил петлю на ширину разведенных в стороны рук и резким движением набросил ее на связанного. Петля легла неровно, и он поправил ее несколькими движениями так, чтобы тело Роя Бойко оказалось внутри.

Аспиранта скрутило. Он перевернулся набок и сжался в комок, подтягивая колени даже не к груди, а ко лбу. Позвоночник его затрещал, а мэтр Голон, как ни в чем не бывало, раскинул руки крестом.

- Вставайте напротив, молодой человек, и повторяйте все движения за мной, - распорядился он. – Итак, мы имеем дело с внутренней порчей. Это означает, что никакая сущность не завелась в человеке снаружи, подавляя и подчиняя больного своей воле. Эта порча, наоборот, высвобождает самое глубинное, самое потаенное, позволяя пробудиться первобытным инстинктам. Вы, наверное, ведаете из космогонии, что первые люди были созданы богами и отпущены бродить по свету, как заблагорассудится? Но боги то ли забыли, то ли не посчитали нужным вдохнуть в первых людей разум, посчитав, что совершенное тело – само по себе может…м-м… о себе позаботиться. И когда они некоторое время спустя решили взглянуть на свои творения, обнаружилось, что первые люди используют свое незвериное тело для того, чтобы… предаваться самым низменным порокам. Люди, созданные отличными от животных, но не наделенные разумом, пытались животным уподобиться хотя бы в поведении, раз нельзя соответствовать им внешне. Боги разочаровались и огорчились и порешили истребить род людской. Но заметили, что среди взрослых несколько младенцев. Малыши еще не умели лаже ползать, не то, что ходить и говорить. Матери – вернее, самки – рожали и бросали их на произвол судьбы, потому как у них был инстинкт размножения, но не было материнской любви. Какая-то волчица кормила нескольких сирот. Эти были покрепче других. Их боги забрали и воспитали, вдохнув в них душу и наделив любовью и самопожертвованием – как пожертвовала им свое молоко волчица. Эти дети – четыре мальчика и четыре девочки – и стали новыми людьми. От них и пошел род людской. Они – наши прародители, передавшие нам душу и разум. Но их дикие родители одарили их и звериной злобой и пороками. И этот вид порчи как раз высвобождает то, древнее, делая человека подобным скотам.

Рой Бойко корчился в кольце веревки, клацал зубами, жуя кляп, вращал глазами и выл сквозь тряпку. Тело его изгибалось так, что я всерьез боялся, как бы он не сломал себе все кости.

Мэтр Голон тем временем стал делать широкие размашистые пассы, и я повторял за ним каждое движение. В ответ Рой дергался все сильнее. Несколько раз он так громко стукнулся головой об пол, что мне явственно послышался хруст. Сломалась то ли доска, то ли кость.

Потом целитель забормотал заговор. Я мог с грехом пополам ему подтянуть – помнил кое-что – но держал язык за зубами. Один раз уже поработал лекарем, больше не хочу!

Рой Бойко реагировал на заговор новыми судорогами. Он извивался в путах. Трещали суставы, глаза вылезали из орбит, в какой-то момент он чуть было не вытолкал тряпку изо рта. Казалось даже, что у него в волосах проскальзывают искры.

Все кончилось с последним словом заговора. Аспирант последний раз дернулся и обмяк, закатывая глаза.

- Готово, - мэтр Голон опустил руки.

Я покачнулся, едва не падая на колени. Странно. Чувствовал себя, словно на мне весь день пахали, а потом еще скакали. Ломили суставы, перед глазами все плыло. Усилием воли стряхнув оцепенение, наклонился над телом. Осторожно вытащил измочаленную липкую от слюны и желчи тряпку из зубов одержимого. От того пахло потом, мочой и рвотой.

- Его нельзя тут оставлять, - целитель дрожащими руками – видно, и ему досталось! – смотал веревку и несколькими движениями затер на полу знаки и линии. – Надо отнести его в лазарет. Припадок может повториться. Только теперь мы будем начеку и привяжем его к кровати.

- Это настолько серьезно? – лично мне не улыбалось заполучить в Колледже третий труп.

- Да, - не стал скрывать мэтр Голон. – Но могу обнадежить – уже второй приступ должен быть слабее. Третий – еще слабее и так далее. А седьмой, последний, вовсе больше похож на обычный озноб от холода, - он немного поежился и поклацал зубами, показывая, как это выглядит. – Так что уже через недельку мы его отвяжем.