– Это горит аббатство Баркинг, – сказала Эмма словно в ответ на его незаданный вопрос. – Монахини все живы, потому что нашли приют в доме епископа здесь, в городе. Они принесли с собой то, что смогли унести, – книги, реликвии, облачение, – то, что представляло ценность. Но все они забрать не могли. – Она вздохнула. – Это будет тяжким ударом для аббатисы. Она все время молилась о том, чтобы они хотя бы пощадили ее церковь. Я не знаю, останется ли там хоть что-нибудь, после того как все это закончится.

В голосе ее не было отчаяния, только злость и досада, так точно перекликавшиеся с его собственными чувствами.

– Мы должны были предотвратить это. – Все это результат действий Идрика. Вина за каждую потерянную жизнь, каждую разграбленную деревню лежит на нем. – Мой отец не должен был позволять Торкеллу и его армии вернуться к своим кораблям. Вы уже слышали, что произошло в Солсбери?

– Слышала, что Идрик посоветовал королю уклониться от сражения и что вы с ним тогда чуть не подрались. Это-то я знаю. Вот только мне не удалось выяснить, как король вместе с Идриком собираются избавить нас от этих полчищ.

– Мне следовало убить Идрика, – прорычал он, – и это уже избавило бы нас по меньшей мере от одного врага. А что касается этих негодяев, – он кивнул в сторону далеких огней, – их нужно встретить на поле битвы и разбить наголову. Но, чтобы сделать это, наши вожди должны быть едины в своем мнении, а прямо сейчас это невозможно. Мы сами являемся своими худшими врагами. – Он взял обе ее руки и повернул Эмму так, чтобы заглянуть ей в лицо, которое в бликах неровного пламени факела казалось высеченным из мрамора. Он давно не видел ее, это было еще в последние месяцы ее беременности. Сейчас она выглядела уставшей и изможденной. Очень напряженной. Однако она по-прежнему была так же прекрасна. – Как вы поживаете, миледи? – спросил он. – И как ваша дочь?

– С нами обеими все хорошо, – ответила она, но затем нахмурилась. – Вы говорили об Идрике; он сейчас отправился с королем в Уорчестер?

Вот как. Значит, ей известно, где король планировал провести рождественские праздники. Тогда ей также должно быть известно о неотвратимо приближающемся замужестве его самой младшей сестры.

– Да, чтобы присутствовать на свадьбе моей сестры с Ульфкителем, – сказал он. – Вульфа, разумеется, просила короля позволить вам быть там вместе с нею.

– Попросила и получила отказ, – ответила Эмма. – Король до сих пор сердится на меня, несмотря на все мои усилия угодить ему. – В голосе ее послышались горькие нотки. – Он велел мне связаться с моим братом Ричардом и попросить у Нормандии помощи, после того как весной столько наших кораблей потонуло. Я сделала это, но Ричард с большим сожалением отказал нам. У него сейчас есть свои собственные неотложные проблемы, требующие вмешательства кораблей и войска. Таким образом, я в очередной раз вызвала недовольство короля и осталась отлученной от королевского двора. В любом случае Уорчестер находится очень далеко – слишком долгое и тяжелое путешествие для моей дочери. Даже при том, что у наших стен стоит враг, здесь ей все равно безопаснее. – Она повернулась и вновь посмотрела на огни, горевшие на горизонте. – Как вы думаете, сколько пройдет времени, прежде чем они пойдут на город?

Он поднял глаза к ясному ночному небу, усеянному звездами.

– Если погода удержится, – сказал он, – скорее всего, это произойдет в течение ближайших нескольких дней.

– Мы можем победить их?

– Нет, – сказал он, хмуро глядя на костры, столь многочисленные, что они казались отражением звезд с неба. – Но мы сможем удерживать их, пока они не выдохнутся.

– Тогда они ударят в другое место, в меньшей степени способное постоять за себя.

– Если только в это не вмешается Господь и не оставит их здесь до весны из-за непогоды, – сказал он.

Еще до наступления рассвета с востока пришла страшная гроза, с таким громом и молниями, напоминавшими библейское описание ярости Господней, что Этельстан подумал, уж не навлекла ли настоятельница аббатства в Баркинге гнев святого Этельберга на головы людей, разграбивших ее храм. Ливень хлестал Лондон три дня, а на четвертый, когда дождь прекратился, на долину Темзы упал густой туман, словно накрывший своим холодным недвижимым трупом весь город и реку. Он смешивался с дымом очагов городских жилищ и становился таким плотным, что ничего нельзя было разглядеть на другой стороне даже самого узкого переулка. Лондонцы уже привыкли к этим отвратительным испарениям, но людей, не знакомых с жизнью в этом городе, предупреждали, чтобы они держались подальше от берега, поскольку шум воды в этом промозглом мареве полностью заглушался и одного неверного шага хватало, чтобы свалиться в реку и утонуть.

Весь день это плотное сырое покрывало душило Лондон и окружавшие его окрестности, и, если в нем и скрывалась вражеская армия, ее не было видно и слышно. Разведчики Этельстана докладывали, что неприятель остался в своем лагере возле Баркинга. На заседании военного совета он высказал мнение, что Торкелл не рискнет двинуть своих людей в таком тумане через незнакомую, залитую водой болотистую местность, лежавшую между баркингским аббатством и Лондоном.

– Однако он может послать к нам под прикрытием тумана небольшой отряд, – предупредил он, – чтобы застать нас врасплох и проверить нашу оборону. Наши люди на городских стенах должны оставаться настороже.

Во второй половине дня Этельстан в сопровождении Эдрида обошел крепостной вал между городскими воротами Алдгейт и Бишопс Гейт. По мнению совета, именно на этот участок будет направлять Торкелл все свои атаки. Скорее всего, враг подождет, пока рассеется туман, но гарантировать этого никто, конечно, не мог. Часовые, расставленные по стенам, должны сохранять бдительность, какими бы они не были изможденными после долгих часов вглядывания в непроницаемую стену тумана.

Этельстан находил слово ободрения и поддержки для каждого человека, мимо которого они проходили. В то же время он вслушивался в обычный повседневный шум на улицах внизу. Однако Лондон словно притих, потому что туман поглощал каждый звук. Даже звон церковных колоколов, возвещавших время, звучал приглушенно, как будто их языки были сделаны из свалявшейся шерсти. Он понимал, что не только эта погода заставила приумолкнуть самый большой город Англии. Осознание того, что враг находится на расстоянии полета стрелы и ждет, чтобы нанести свой удар, было тяжким бременем, лежавшим на плечах каждого из горожан. Казалось, что висевший в воздухе страх можно пощупать, как капельки тумана.

Когда они с Эдридом приблизились к деревянной платформе над воротами Бишопс Гейт, перед ними почти мгновенно возникла фигура, закутанная в плащ.

– Уповаю на Господа, – хрипло проворчал недовольный голос, – чтобы вы не начали еще и раздавать эль в этом проклятом городе строго по нормам. Я столько дней провел в седле, так что мне не помешало бы выпить.

– Эдмунд! – воскликнул Этельстан, приветственно хлопнув брата по плечу. – Одному богу известно, как тебе удалось найти дорогу в этом адском вареве, но тебе здесь очень рады. Я думал, что ты сейчас едешь к королю и находишься на пути в Уорчестер. Может быть, ты заблудился в тумане? Привел ли ты с собой своих людей? Постой. Давай выберемся из этой мглы туда, где мы сможем спокойно поговорить.