всё больше с каждым днём, хотя справедливости ради следует сказать, что по-настоящему она влюбилась в него уже после свадьбы. В Россию возвращаться Хохлова не собиралась и, когда Пикассо сделал ей предложение, поспешила сообщить об этом матери, сопровождавшей Ольгу на гастролях. Материнское сердце почувствовало неладное, она решила посоветоваться с Дягилевым, но Серж на вопрос о надёжности Пикассо лишь отшутился. И Пабло получил в конце концов родительское благословение.

Совсем иначе отреагировала на известие о скорой свадьбе мать самого Пикассо. Когда Пабло привёз Ольгу в Барселону, донья Мария ласково обняла её и сказала с сочувствием: «Бедное дитя, ты сама не знаешь, на какие мучения себя обрекаешь. Мой сын озабочен лишь собой, и с ним не сможет быть счастлива ни одна женщина. За него нельзя выходить замуж ни под каким предлогом!»

Предсказаниям свекровей свойственно сбываться, ведь только мать по-настоящему знает своего сына, но влюблённой невесте не было дела до брюзжания старухи! Ольга не приняла слов доньи Марии всерьёз; потом они будут звучать в её ушах набатом.

Назад в будущее

И жениху, и невесте пришлось пойти на серьёзные уступки во имя друг друга, но в ту пору отказ от прежних занятий и убеждений не воспринимался ими как жертва. Пикассо согласился обвенчаться по православному обычаю, Ольга навсегда оставила балет. Конечно же, она много позировала будущему мужу для портретов, но сразу потребовала: чтобы никакого кубизма! Ей хотелось узнавать себя на картинах, а Пабло хотелось угодить прекрасной невесте, поэтому он на время отставил в сторону эксперименты и резко вернулся к тому, от чего так долго и трудно отходил. К классике.

Ольга обожала Энгра, считала, что Пабло идёт не тем путём, и вообще с самых первых дней пыталась переделать его, воспитать «под себя». Это очень русский способ взаимодействия жён с мужьями, и на испанцев он, как вскоре выяснилось, по-настоящему не действует. Пока, впрочем, Пабло был как шёлковый. Первый сделанный им «Портрет Ольги в кресле» (1917, Музей Пикассо, Париж), написанный ещё до свадьбы, – сплошное восхищение и предчувствие счастья. «Портрет Ольги Хохловой» (1918, частная коллекция), «Портрет в мантилье» (1917, Музей Пикассо, Малага), «Ольга в задумчивости» (1923, Музей Пикассо, Париж) – все эти работы так резко отличаются от того, что Пабло делал раньше, что кажется, их писал другой человек. Скорее всего, он и вправду в ту пору был другим человеком: разъярённый Минотавр укрылся в самых дальних коридорах своего Лабиринта, Пикассо был готов остепениться и зажить жизнью, о которой мечтала Ольга. Жизнью обеспеченного буржуа, способного оценить хорошую кухню, дорогие вина, модную одежду и красивую мебель.

12 июля 1918 года в мэрии 7-го округа Парижа Пабло Руис Пикассо и Ольга Степановна Хохлова зарегистрировали свой брак в присутствии свидетелей. Чтобы подчеркнуть, как важен для него этот шаг и насколько безгранично доверие к Ольге, Пабло поставил подпись под контрактом, согласно которому в случае развода всё имущество супругов, включая картины, будет поделено поровну. На свадьбе присутствовали вернувшийся с фронта Аполлинер, а также Жан Кокто, Анри Матисс, Серж Дягилев и неизбежная Гертруда Стайн. После официальной части последовало венчание в русском храме Александра Невского на рю Дарю: всё по канону, фата, венцы и горящие свечи. Венчал молодых настоятель церкви священник Иаков Смирнов. Пикассо процедура показалась нескончаемой, но он вытерпел всё ради Ольги, и радость её стала для него вознаграждением. Пабло всё восхищало в Ольге: как она держится, как разговаривает, как со вкусом обставляет комнаты в их новой квартире на улице Л а Боэси… А то, что она умудрилась сохранить невинность до брака, выглядело и вовсе невероятным подарком. «Она берегла себя для меня, даже не зная о моём существовании!» – хвастался Пабло Гертруде Стайн.

Друзей художника его выбор не особо впечатлил: Хохлову не считали красивой или особо талантливой. Ну да, миленькая, ну да, фигурка, и манеры неплохие, а всё-таки непонятно, из-за чего столько разговоров. К тому же Ольга демонстративно не разделяла интересов мужа, предпочитала классический стиль любому авангарду и тратила много сил на то, чтобы перевести Пабло из одного сословия в другое: из богемы в аристократию. Как писала впоследствии Франсуаза Жило, шестая по счёту избранница Пикассо, «Ольга не горела священным огнём своего искусства. Ничего не понимала в живописи, да и во многом другом. Вышла замуж с мыслью, что будет вести праздную, беззаботную жизнь…».

В доме молодожёнов не нашлось места для мастерской, поэтому Пабло пришлось снять ещё одну квартиру, расположенную этажом выше, точно такую же, – и обустроить там убежище для себя (и своего Минотавра, который временно притаился). Современники, бывавшие в гостях у Пикассо и Хохловой, говорили, что это были даже не две квартиры, а два отдельных мира, не имеющих между собой ничего общего. Пикассо был большой барахольщик, если не мшелоимец, он тащил в своё логово всё, что ему казалось интересным – корни деревьев, какие-то коробки, газеты, листья, кондитерские формочки для выпечки, гофрированный картон: это могло однажды пригодиться, не сегодня так завтра. В его мастерской всё было завалено посторонними предметами, тесно заставлено своими и чужими картинами, всюду пыль, паркет усыпан окурками… Фотограф Брассай, нередко гостивший в разных мастерских Пикассо, утверждал, что они были похожи на лавку старьёвщика. И он же писал в своих воспоминаниях следующее: «Мадам Пикассо никогда не поднималась в эту квартиру. Хозяин не приглашал сюда никого, за исключением нескольких друзей». Контраст между жилым помещением – вотчиной Ольги – и мастерской Пабло был, по мнению Брассая, разительным: «Внизу – просторная столовая со стоящим посередине раскладным круглым столом, сервировочным столиком и тумбочками по углам; белая гостиная; спальня с двумя медными кроватями. Всё чисто, прибрано, нигде не пылинки. Паркет и мебель тщательно натёрты и сверкают… <…> Ольга ревниво следила за тем, чтобы обстановка квартиры, которую она считала своими владениями, не несла на себе никакого отпечатка могучей личности Пабло».

Так часто бывает: отчаявшись переделать мужа в соответствии со своими представлениями о добре и зле (а Ольга отчаялась довольно-таки быстро), женщины проводят границу между «его» и своим миром, думая, что смогут таким образом сохранить любовь и взаимопонимание. Иногда это работает, но эффект не может длиться вечно. В первые годы совместной жизни Пабло всерьёз участвовал в игре, правила которой устанавливала Ольга. Он почувствовал вкус к красивым вещам, стал следить за одеждой, полюбил «вращаться в обществе». Брассай, впрочем, говорил, что Пикассо никогда не одевался кое-как, и даже утверждал, что в душе его «дремлет денди». В эпоху