Марина проклинала собственную тупость. А ведь будь она повнимательней… еще тогда, на берегу, обвиняя ее в гибели Агнесс, Джессика проговорилась про жабу, решето и лунный луч. Но Марина рассказывала эти сказки только Саймонсу. Она до сих пор помнила, как жутко ей сделалось, когда сквозняк вдруг пронесся по комнате, словно где-то вдруг приоткрыли дверь. А и в самом деле – Джессика приоткрыла ее, чтобы подслушать. Ох, как на руку все это ей было! Впрочем, ей все было на руку, ибо никто так, как она, не умел обращать все обстоятельства, и благо– и неблагоприятные, на пользу себе.

Она подняла голову и увидела, что Джаспер и Флора смотрят на нее с не меньшим изумлением, чем Хьюго.

– Вот оно что, – пробормотал Джаспер. – Это мне и в голову не приходило… Признаться, я был уверен, что вы свели с Агнесс счеты из-за Десмонда.

– Я тоже кое в чем была уверена… насчет вас, – не осталась в долгу Марина. – Пока нынче ночью Урсула не открыла мне глаза.

– Урсула? – встрепенулся Джаспер. – Она была у вас?!

– Была, – печально кивнула Марина. – И сперва до смерти меня напугала, явившись в образе леди Элинор, в каком-то жутком балахоне. Она сказала, что устала от моей глупости и лени и решила взять все в свои руки. Она ведь считала меня воплощением леди Элинор и не понимала, почему я никак не наведу в замке порядок и не воздам по заслугам убийцам Алистера. Это был долгий и тяжелый разговор, и Урсула засмеялась только один раз: когда я сказала, что убеждена: все убийства – это ваших рук дело. Она объяснила, что Джессика пыталась погубить и вас – и ей это почти удалось.

– Да, – слабо кивнул Джаспер. – Она через тайный ход, соединяющий наши комнаты, в мое отсутствие приносила мне опий. А я не мог понять, откуда он берется и не мог подавить свое пагубное пристрастие. Думаю, Джессике привозил его Линкс. Не пойму, каким образом она и его прибрала к рукам, но… не зря голландцы говорят, что одна женщина сильнее тысячи мужчин.

– Ну да, – кивнула Марина, – а у нас в России еще говорят: где черт не сладит, туда бабу пошлет.

Перевод сего острого выражения был весьма слабо приближен к оригиналу, однако Джаспер оценил его и даже издал хриплый смешок.

– Думаю, Джессику ждет неудача, – сказал он. – Черт послал ее, ну а Бог тоже выставил против нее женщин… и каких женщин. – Он улыбнулся Марине, а потом взял руку Флоры и поцеловал. – Моя любовь…

Слезы счастья так и хлынули из ясных серых глаз молодой женщины. Может быть, впервые Джаспер был с нею столь нежен и откровенен, и это стало ей лучшей наградой за долгие годы терпеливой, верной и самоотверженной любви.

– Справедливость будет восстановлена, – сказал Джаспер, – однако не благодаря леди Элинор, нет. Еcли бы не Флора… если бы не Флора, Джессика давным-давно уже дотянулась бы до Алана… Милорд, – отвесил он шутливый и довольно-таки кривой полупоклон в сторону Алана, который меж тем задремал в уголке телеги, не обращая ни малейшего внимания на страсти, сотрясавшие жизнь взрослых. – Ваш слуга, милорд!

– Полно паясничать, – раздался снизу, будто из преисподней, исполненный ненависти голос Хьюго. – Этот мальчишка – такой же бастард, как и я. А коли так, прав тот, кто сильнее и у кого руки длиннее! Вашему Алану шею свернуть – раз плюнуть!

– Да ты свои длинные руки сперва развяжи, – хмыкнула Флора. – А уж потом хвастай. Да только вряд ли это удастся – я на тебя не пожалела узелков!

– Не пожалела, да, дьявольская баба! – простонал Хьюго. – Но ничего…

– А вот, кстати, о бастардах, – перебил Джаспер, и Марина с Флорой с тревогой взглянули ему в лицо. Губы белые, едва шевелятся, но держится так надменно, что даже если бы Хьюго не валялся на земле, а стоял над Джаспером, он все равно был бы ниже изможденного, израненного, но горделивого джентльмена. И Марина впервые подумала, что ей, пожалуй, нравится неистребимое выражение фамильной макколовской презрительной скуки, которое так удавалось Джасперу – и которое делало его таким похожим на Десмонда.

Нет, прочь эти мысли! Нельзя думать о Десмонде… ибо он не думает о ней!

– Кстати, о бастардах, – повторил Джаспер. – Скажите мне… вам известно, кто была ваша мать?

– Ну а как же! – ухмыльнулся Хьюго. – И ежели вы думаете, сэр, что она была какая-нибудь деревенщина, то нет, дудки, этот номер у вас не пройдет! Моя мать была настоящая леди, ясно вам? Все чин чином, все как надо! Никаких там горничных, дочек нищих викариев… или кормилиц, – он бросил мстительный взгляд на Флору. – Никаких приблудных заморских кузин! – Это был камешек в Маринин огород, но она его и не заметила, напряженно, с тревогой слушая Хьюго. Предчувствие какой-то опасности медленно, но властно затрепетало в ней.

– Моя мать была леди, богатая леди, и Маккол женился бы на ней, ежели б его не прибрала к рукам русская дикарка, эта леди Елена. Они с моей матерью были любовниками много лет, а потом он бросил, бросил ее… и она умерла из-за него! Она утопилась, оставив меня одного!

Марина прижала руки к сердцу. Неужели?.. Нет, быть того не может!

– Ее имя! – настойчиво сказал Джаспер. – Скажи ее имя.

– А чего ж? Скажу! – запальчиво выкрикнул Хьюго. – Имя у нее – не хуже всякого другого. Звали ее леди Клер Крэнстон, так что, куда ни кинь, я происхождения самого благородного – что по матери, что по отцу!

Марина и Флора враз вскрикнули, в ужасе переглянувшись.

Марина лихорадочно вспоминала слова из дневника Джаспера. Что-то там было о радости леди Клер, потому что ребенок ничуть не похож на Макколов. Да, Хьюго только цветом волос схож с ними. У него черные глаза – должно быть, в мать. Однако леди Крэнстон упоминала о каком-то уродстве ребенка, а Хьюго очень красив… впрочем, как говорится, и змея красива, да только зла. Может быть, на теле Хьюго есть какое-нибудь омерзительное родимое пятно? Может быть… Значит, вот оно, загадочное дитя леди Крэнстон! Но как Хьюго узнал обо всем этом, о своем происхождении?

Должно быть, забывшись, она задала свой вопрос вслух, ибо Хьюго бросил на нее презрительный взор:

– Откуда знаю? От Джессики и знаю. Она меня нашла у Маскаренов, где я прозябал в жалкой бедности, и открыла мне глаза, открыла, для какой высокой доли я рожден!

– Да? А мне Джессика говорила, что Маскарен тебе открылся на смертном одре, – пробормотала Марина.

– Еще чего! – усмехнулся Хьюго. – Тут Джессика либо напутала чего-то, либо приврала. Маскарен! Да Маскарен даже на этом самом смертном одре с пеной у рта доказывал, что я его родимый сыночек и ни про какую леди Клер он отродясь не слыхивал.

– Так и не сознался? – с таким неподдельным сочувствием спросил Джаспер, что Марина взглянула на него с изумлением.

– Так и не сознался, – тяжело вздохнул Хьюго.

– А вот скажи, Хьюго, – задумчиво произнес Джаспер, – ты Алистеру про все про это тоже рассказал, прежде чем убил его?

– Ну, рассказал, – буркнул Хьюго.