Все это было довольно занятно. Я могла бы написать на эту тему трактат.

Я понимала, что Абдо нужно время, чтобы побыть наедине с собой, и с радостью предоставила ему такую возможность, отправившись сначала в посольство, а потом в баню. Но когда он не встал с кровати на второй день, я не на шутку забеспокоилась. У нас оставалось всего две недели до приезда Киггза и Комонота, чтобы найти оставшихся итьясаари и Орму. К тому же Абдо наверняка хотел, чтобы жрец-итьясаари Паулос Пэнде освободил его от Джаннулы как можно скорее.

– Можно я разбужу Абдо? – спросила я Найю после завтрака. Я говорила тихим голосом, чтобы меня не услышал Ингар. – Он хотел как можно скорее попасть в Храм Чахона.

Судя по выражению лица Найи, мои слова ее ужаснули.

– Сомневаюсь, – проговорила она. – Вы, наверное, неправильно поняли.

Я мысленно вернулась к нашему последнему разговору на эту тему – тогда, на палубе корабля. Он и правда был не очень воодушевлен.

– С чего бы ему не хотеть туда идти?

Она поджала губы и бросила взгляд на штору, отгораживавшую от нас Абдо, как будто размышляла, что именно он позволил бы ей рассказать.

– Они с Паулосом Пэнде сильно поссорились и расстались очень плохо. Я думаю, жрец тоже будет ему не рад.

Теперь я начинала понимать, почему Абдо отказывался обсуждать эту тему. Но даже если старый жрец не захочет встречаться с Абдо, он наверняка согласится увидеться со мной. Возможно, мне удастся восстановить мир между ними в достаточной степени, чтобы старик согласился прогнать Джаннулу из головы Абдо. К тому же было логично начать поиски порфирийских итьясаари с Паулоса Пэнде. Накануне, проходя по площади Зокалаа, я мельком видела Храм Чахона.

Пока я разговаривала с тетушкой Найей, к нам присоединился Ингар. Он оставался проблемой. Я не хотела, чтобы полукровка следил за моими действиями и сообщал о них Джаннуле, но он, конечно же, всюду ходил за мной, словно пес.

Я решила отвести нашего лысого книжного червя в знаменитую библиотеку Порфири – Библиагатон, где Орма проводил свое исследование на тему полудраконов. Я рассудила, что книги отвлекут Ингара, а я в это время смогу поискать своего дядю. Мы вышли незадолго до полудня и направились к богатым кварталам города, возвышающимся на западе.

– Я столько… слышал… – задыхаясь, проговорил Ингар. Я шла в гору слишком быстро, но такая мелочь, как нехватка воздуха, не могла заставить его замолчать. – Моя собственная библиотека… не хочу хвастаться, но…

Я остановилась, чтобы передохнуть. По лысой голове Ингара бежали струйки пота, и она приобрела тревожный, красноватый оттенок. Я отвернулась и окинула взглядом город, раскинувшийся перед нами, словно разноцветная миска с парой ложек фиолетового моря на донышке. Ингар прислонился к садовой ограде, заросшей лозой и дарившей спасительную тень – прямо над его головой сквозь трещину пробивался ярко-розовый цветок.

– Я отправил ее в Горедд, – сказал он, как только отдышался и понял, что может произнести целое предложение, не ловя воздух ртом.

– Что отправили? – я потеряла нить его мысли.

– Мою библиотеку, – ответил он. – Джаннула хочет построить Небесное царство на земле, а какой еще вклад может сделать такой ничтожный человек, как я? Согласитесь, без книг рай получился бы не очень хорошим.

– Небесное царство на земле? – переспросила я. Это было что-то новенькое. – Как это возможно?

– Ну, вы сами понимаете, – начал он, округлив свои маленькие глазки. – Оно наступит, когда мы все соберемся вместе. И заживем в Горедде вместе с вами. Нас ждут безопасные, счастливые времена.

Я открыла рот и снова его захлопнула. Она действительно этого хотела или просто внушила Ингару, что хочет этого, чтобы им управлять? А еще она могла сказать Ингару такие слова, чтобы управлять мной – чтобы показать, что она тоже стремится воссоздать мой сад в реальном мире.

Теперь эта мечта казалась мне горькой на вкус.

К тому же слова о Небесном царстве не объясняли ее действий в Самсаме. Регентство Джозефа не могло поспособствовать безопасности полудраконов, как бы тот ни был очарован Джаннулой. Она замышляла что-то, о чем Ингар не догадывался.

– В моей библиотеке примерно двадцать семь тысяч книг. – Ингар внезапно сдвинулся с места и снова зашагал вперед, будто услышав зов Библиагатона. Я молча последовала за ним. – Моя мать собирала книги, – продолжил он. – Так она познакомилась с моим отцом, который был саарантрасом. Он приобретал для нее очень редкие книги, поэтому в моей коллекции есть настоящие жемчужины. Например, оригиналы заветов святых Витта, Нолы и Юстаса.

– Вы хотите сказать, что святые сами написали их от руки? – спросила я.

Он скромно пожал плечами.

– Более искушенный теолог, чем я, провел бы исследование, чтобы в этом убедиться. Но я думаю, да, так оно и было. Их точно написали в эпоху святых. В рукописях той поры можно заметить характерные черты…

Он замолчал на полуслове, потому что в этот момент перед нами показалось то самое знаменитое здание: изящные колонны и летящий купол, крытые галереи и дворы, где когда-то бродили философы, ведя между собой ученые диспуты. Будучи хранилищем знаний, накопленных веками, Библиагатон занимал целый квартал и даже выходил за его пределы. Орма рассказывал, что половина книг находилась в трех пристройках – одна предназначалась для древних и хрупких свитков, другая – для чрезвычайно непонятных текстов, а третья – для новых приобретений, категорию которых не удавалось определить.

Ингар подпрыгнул на месте и встал на цыпочки, словно ребенок. В этот момент я его понимала: он явно оказался в своем собственном раю на земле.

В моем плане – оставить Ингара в библиотеке – был один большой недостаток: я сама не умела противостоять зову книжных сирен. Я побрела по библиотеке, зачарованная бесконечными полками и нишами для свитков, колоннадой внутренних двориков и журчанием фонтанов, пятнами света на полах открытых коридоров, а также страстью, с которой ученые писали свои трактаты, сидя за длинными деревянными столами.

Мысли о том, что Орма может сидеть сейчас где-то здесь, хватило, чтобы оправдать перед собой желание остаться. Если он искал исторические справки о полудраконах, где он мог находиться? Мне удавалось читать надписи на дверях, но с большим трудом – у порфирийцев был свой алфавит, поэтому приходилось задумываться над каждой буквой. К счастью, надписи сопровождались барельефами; некоторые из них казались мне странными – почему лягушка символизировала философию? – но изображение музыкальных инструментов допускало лишь одно толкование.

По образованию Орма был музыковедом. Отсюда и стоило начинать поиски.

Зал музыковедения пустовал, если не считать бюста поэта-философа Неканса, который стоял в дальнем конце. Бронзовый нос изваяния блестел – видимо, не одно поколение ученых не устояло перед искушением его потереть. Я внимательно оглядела содержимое полок, заметив – не без гордости, – что в нашей лавондавильской библиотеке святой Иды книг по музыке было больше. Да и мой дядя мог похвастаться почти такой же обширной коллекцией в своем кабинете.