Макар успел посвятить Катерину в то, что случилось, поэтому мне не приходится проговаривать эту боль. Просто терпеть и ждать, когда она, если не пройдет, то хоть чуть успокоится.

— А, может, и к лучшему? — нерешительно выдвигает версию Катерина после второго бокала. — Ну, куда это годится? Джинн по имени Фрол! Несерьезно, мне кажется.

— Несерьезно, — соглашаюсь с ней я.

И не уточняю, что мои слова относятся не к мужчине, а к отношениям, которые мы потеряли. Не хочу выставлять напоказ свои чувства — пусть угасают спокойно. А пока мы принимаем это как тост, как повод отгородиться от того, что кровоточит, не желая затягиваться.

— И вообще, — говорит Катерина, кажется, после третьего бокала, хотя я уже не уверена. — Может, это и не любовь, а? Вот если бы с первого взгляда… тут уже не отвертишься.

И я снова с ней соглашаюсь.

И мы снова принимаем это в качестве тоста, хотя и мелькают мысли — а что я почувствовала, когда впервые увидела Фрола? Удивление, легкий страх, стресс, шок, страсть, притяжение, интерес — целую гамму эмоций. Что, если уже тогда за ними спряталось нечто большее, чему мы оба так безответственно позволили разгореться?

Не разобрать теперь.

Да и не стоит копаться в обломках — ранит, ноет, зудит, не отпускает, напоминает.

Смеюсь, ем как после долгой диеты, погружаюсь в воспоминания детства, которые когда-то тоже расстраивали, а теперь воспринимаются только с улыбкой, и даже чуть забываюсь.

Или мне только кажется так.

Не знаю.

Хочу верить, что мне действительно становится легче. Вот только слезы ищут любую причину, чтобы прорваться.

И без разницы — это рассказ Катерины о первом поцелуе с Макаром, когда она сомневалась, а стоит ли трогать такого юного мальчика, а этот юный мальчик сам взял ее в оборот не по-детски. Или же это появление Макара с еще одной бутылкой вина и шоколадным тортиком. А еще с тарелкой, кормом, кошачьим шампунем от блох, туалетом и подробным инструктажем мне, как часто кормить и менять. Или это милые перешептывания Макара и Катерины в моем коридоре, уговор на вечернюю встречу и поцелуи. Или же это кот, который упрямо не желал находиться и не понимал, что я не настроена на игру в прятки.

Все так трогательно, прямо до слез.

Только и успеваю прикладывать к глазам салфетки, выбрасывать их и отмахиваться от взглядов подруги.

— Пройдет, — говорю ей.

— Конечно! — она даже не сомневается. — Мы это уже проходили!

Улыбаюсь. Отмалчиваюсь. Хотя и уверена, что то, что я чувствую к Фролу — не то, что было с другими, и затянется, и пройдется по мне куда болезненней и сильнее.

Но главное, что я верю, хочу верить, что это закончится раньше, чем из магазина исчезнут все запасы салфеток.

Катерина уходит от меня только вечером, да и то я скорее выталкиваю ее за двери. Нечего ей сидеть и страдать рядом со мной, когда у нее бурлят светлые чувства. Их надо лелеять, вскармливать, множить, а я почти в полном порядке.

— Буду звонить, — строго предупреждает она.

— У меня планы поспать, — предупреждаю ее, но едва замечаю, как сдвигаются светлые брови, уверенно добавляю: — Но как только проснусь, отзвонюсь.

Едва остаюсь в квартире одна, меня атакуют мысли — одна печальней другой, и чтобы не поддаваться им, ищу искать свой пушистый антидепрессант. Не находится. Молчит, по-прежнему где-то прячется.

Ну ладно, раз так…

Только ложусь, как слышу в другой комнате какой-то шорох. Поднимаюсь, и жаль, что вино не позволяет мне бодро идти, потому что пока я появляюсь на месте преступления, один угол сиротливо отсвечивает сорванными обоями.

— Ладно, — смотрю на наглую серую морду, — может, ты прав и действительно пора ремонт обновить.

Кот, кажется, не верит, что так легко обошелся, и правильно. Ловлю его, несмотря на визги и грозное мяуканье, вымываю шампунем, провожу инструктаж по пользованию его личным туалетом, насыпаю корм и отпускаю, в надежде понаблюдать хоть за чьим-нибудь счастьем.

И что получаю?

Понюхав корм, кот фыркает и брезгливо дергает усами. Молоко разливает, наступив в тарелочку лапой. И, решив, что на него сегодня хватает мучений, опять где-то прячется.

Поспать мне так и не удается.

Более того, у меня стойкое ощущение, что это нескончаемый день сурка. Стоит прилечь и закрыть глаза, как где-то в квартире опять раздается шорох, я иду и обнаруживаю кота и какую-то новую пакость.

Нет, я знала, что это в природе мальчиков, но с братом, пока он был мелким и безответственным, было куда меньше проблем. К такой суровой реальности даже он со своими выходками не смог меня подготовить.

Может, потому, что ночью он спал — все же за день выматывался, а кот…

Примерно в три часа ночи, устав, как собака, бегать за котом и осматривать, что еще он испортил и что дерзко принял за туалет, я уже сомневаюсь, что это действительно кот, а не еж. И, признаюсь, в мыслях моих кружил уже не только Фрол, но и наш айтишник — Артем.

Он так трогательно рассказывал о своем неторопливом питомце, проблема в уходе за которым состояла лишь в том, чтобы не забыть, в какой день недели его опять покормить…

Интересно, это тоже пинок от Вселенной? То, что сегодня на холод выбрасывали этого неугомонного кота-изувера, а не трепетную, беспроблемную черепаху?

Если даже и так, я не жалуюсь. Помню — чревато лишний раз обращаться. И потом, она исполнила мою просьбу — с Фролом все хорошо. Точнее… ничего нового и трагического с ним не случилось, а прошлое…

Боюсь, здесь даже Вселенная не в состоянии справиться.

Так что к ней у меня ноль претензий, вот только…

К утру, уставшая, разбитая, совершенно измученная уборкой и гонками за котом, я, кажется, понимаю, почему от него мечтали избавиться любым способом. Это же не кот! Да его так и надо назвать!

Это… (1bd23)

К счастью для притихшего кота, я засыпаю, и он так и не успевает обзавестись новым заслуженным прозвищем, на которое бы ему со временем все равно пришлось откликаться.

Пока так и остается котом-чудовищем.

Чудовищем, несмотря на то, что я слышу, как он тихонько ползет в мою комнату, прыгает на кровать, сворачивается клубком у моего живота и довольно включает «моторчик».

Утро не начинается, оно просто вламывается ко мне — шумом колесиков от чемодана, удивленным присвистыванием и криком любимого брата из коридора:

— Капец! Что за запах? Ты что, все-таки сдавала квартиру? Втихаря от меня?

Пока протираю глаза, пытаясь проснуться, слышу, как у меня под боком недовольно крутится кот, а в квартире раздаются размеренные шаги. Лежу, не сдаю провинившегося, хотя так и хочется подскочить, обнять родного человека и на каждое его удивленное восклицание тыкать обвинительно пальчиком в серую морду.