Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К ужину он появился за общим столом. Выглядел чуть более сосредоточенным, чем обычно. Волошин молчал, сурово сдвинув брови. Дима то и дело ловил мой взгляд, точно ища поддержки. А я чувствовала себя так, словно меня затягивает в воронку. Изменить ситуацию или хоть как-то повлиять на нее я не могла, это как раз тот случай, когда, вызвав события, ты уже не в силах их остановить. Вместе с беспокойством я чувствовала отчаяние, а еще вину. Ощущение неминуемой близкой беды росло и крепло.
Вечером я отправилась к Вадиму. Он курил, сидя на подоконнике возле открытого окна. Посмотрел на меня и сказал:
– Не спится?
В голосе сочувствие. Во всем, что происходит и должно произойти, виновата я, но враждебности ко мне он не испытывал, скорее наоборот. Приподнялся, выбросил сигарету в окно, обнял меня и поцеловал в макушку.
– Ты не веришь, что они смогут договориться? – спросила я.
Он пожал плечами:
– Я верю в Джокера.
Возвращаясь в свою комнату, я вдруг решительно сменила направление и пошла к кабинету Максимильяна. Но решимость внезапно улетучилась. Я замерла перед его дверью с поднятой рукой, готовясь постучать, но так и не постучала. И тут услышала:
– Заходи.
Толкнула дверь. Максимильян стоял спиной ко мне возле шкафа, с книгой в руке, медленно переворачивая страницы.
– Я не хочу, чтобы ты шел туда, – сказала я.
Он пожал плечами:
– Тогда кто-то из нас убьет другого. – И, не оборачиваясь, поднял руку, заранее отвергая все возможные возражения. – Иди спать, – сказал мягко.
В ту ночь я молила Бога, чтобы Клим позвонил. Я скажу ему, что Максимильян знает о встрече, и признаюсь Максимильяну, что предупредила Клима. Скорее всего это приведет к тому, что встреча не состоится. Возможно, мне удастся уговорить Клима выслушать Бергмана. Я даже подумала, что именно так все и случится. Что им делить, в конце концов? Они же не психи…
Как бы то ни было, но мои планы не осуществились, потому что Клим не позвонил. Ни в ту ночь, ни на следующий день.
Ровно в семь мы вышли из дома и сели в мою машину, часом раньше ее подогнал Вадим. Я была за рулем. Димка рядом, Максимильян и Воин сзади. До Малой Садовой добирались пятнадцать минут. Они оказались самыми короткими в моей жизни.
– Проезжай мимо дома и сворачивай к кладбищу.
Я смотрела в окно. Двухэтажное здание из белого кирпича. Окна первого этажа заколочены, слева небольшая деревянная пристройка, вход и, должно быть, лестница на второй этаж.
– Со двора еще один вход, – сказал Димка.
Я остановила машину возле кладбищенской ограды. Находясь за деревьями, внимания мы привлечь не должны, но оба входа в здание отсюда просматривались прекрасно. Максимильян распахнул дверь машины, а Вадим сказал:
– Удачи.
– Подожди, – растерялась я. – Сначала я поговорю с ним.
– Никуда ты не пойдешь, – покачал головой Димка.
– Что? Но… когда он увидит вместо меня Джокера, неизвестно, как поступит…
– Думаю, вовсе не тебя он ждет, – ответил Бергман, улыбнулся и кивнул то ли на прощание, то ли подтверждая свои слова. И направился к дому.
Я хотела выйти из машины, но Димка удержал меня за плечо. Через минуту Максимильян скрылся в доме, а я спросила:
– Что, черт возьми, происходит?
И, словно в ответ на мой вопрос, раздался взрыв, и кирпичное здание сложилось как карточный домик. Всполохи огня и клубы черного дыма. И крики людей на той стороне улицы.
– Господи, – пробормотал Димка.
– Твою мать, – сквозь зубы произнес Вадим.
Через несколько минут появились пожарные машины и машины полиции. Как водится, собралась толпа любопытных. А мы все сидели в молчании, словно боясь пошевелиться, не веря в необратимость того, что произошло, в глупой надежде, что Бергман вдруг появится. Люди разошлись, машины разъехались, развалины дома скрыли сумерки.
Вадим, поменявшись со мной местами, завел машину, пробормотав:
– Поехали.
Медленно двинулся с места, как будто оттягивая тот миг, когда придется признать: нам здесь больше делать нечего.
Возле дома Бергмана мы оказались, когда уже окончательно стемнело. В свете фонарей особняк, в котором не было света ни в одном окне, полнился такой чернотой, что ночь вокруг точно посерела. Лионелла стояла возле открытой двери.
Вадим покачал головой, косясь на нее, и заглушил машину.
Увидев, что нас трое, Лионелла молча развернулась и скрылась в своей комнате, откуда не выходила больше суток.
Мы прошли в кабинет Максимильяна, и я поразилась тому, каким непривычно чужим он показался, когда я переступила порог в надежде, что вдруг увижу его, сидящего за столом. Такая нелепость, но я в это верила и впервые пожалела о том, что он не ангел, хоть и падший, а обычный человек. Смертный.
Димка взял меня за руку, довел до дивана, сел рядом, не выпуская моей руки. Волошин подошел к бару, налил виски в стаканы, принес нам.
– Выпей, – сказал мне, – будет легче.
– Мы должны сообщить в полицию, – с трудом произнесла я.
– Нет, – покачал головой Димка. – Придется объяснять, что мы там делали.
– Но… как же тогда?
– А никак, – пожал Вадим плечами. – Для всех он просто уехал. А куда – мы не знаем.
– И… что теперь?
Не очень толковый вопрос, но оба меня поняли.
– Попробуем жить так, как раньше, – сказал Димка.
– Как раньше? – усмехнулась я.
– А что еще остается? – произнес Вадим.
В тот вечер мы напились до бесчувствия. Сидели втроем, пили и по большей части молчали. Потом я не могла вспомнить, как добралась до постели. Утром жуткая головная боль лишь увеличила мое нежелание видеть этот мир. Димка и я весь день провели в своих комнатах, Вадим занял место у плиты и приготовил ужин, но его благой порыв мы не оценили. Обоих при виде еды едва не вырвало. Воин продолжил пить в одиночку. Я ему скорее завидовала. Пить я уже не могла, а отвращение к окружающему миру выходило из берегов.
Я пробовала достучаться до Лионеллы. Не открывая дверь, она ответила грозно:
– Будьте любезны оставить меня в покое.
Ближе к ночи в моей комнате появился Димка с неизменным ноутбуком в руках. Молча указал на заметку в ленте городских новостей. Взрыв в доме на Малой Садовой. Подозревают, что взорвался газовый баллон, есть погибший, но опознать останки возможным не представляется.
– Наш долг его похоронить, – с трудом произнесла я. – Разве нет?
– Наш долг состоял в другом. В любом случае никто из нас хоронить Джокера не будет. Ангелы бессмертны.