- Понимаю, тора. Синедольск. Сухая улица, двенадцать. Саввушка когда приехал, у него купчая и вывалилась…

Ага, вывалилась… ты скажи – сама полезла! Но Яна уточнять не стала.

- Жама, я сейчас в Синедольск поеду. Ежели что узнаю про вашего мужа – как знать дать?

Мария блеснула глазами.

- А и то… есть там трактир. «Ржаной хлеб» называется. Саввушка там завсегда останавливался, случись в город ехать. Ежели что узнаете, оставьте хозяину записочку, или на словах передайте, мол, для Савватея…

Яна кивнула.

- Слово даю. Может, денег вам нужно, или еще чего?

Мария качнула головой.

- Все есть. Хоть реквизиция и была, да не у нас, у торов…

Яна не удержалась.

- Мария, понимаю, верить мне не стоит, но послушайте. Это – первая волна. И вторая пойдет, и третья… слово даю! Хватать будут, отбирать все, в ссылку угонять, куда Макар телят не гонял, казнить, расстреливать, бедноту и дурноту деревенскую пеной на волне вынесет, вас накроет. Что можете обращайте в золото, прячьте, и молчите. Железом каленым жечь будут – молчите. Страшные времена идут, темные… детей бы сберечь! Схроны делайте, зерно прячьте, припасы, что можете… поверьте, будет только хуже.

Яна знала, о чем говорит. И Мария это видела.

- Тора…

- Сыном клянусь. Даже если кто власть в стране и возьмет, все одно, несколько лет голода, страха, смертей будет. Вот попомните мои слова!

Мария кивнула.

- Благодарствую, тора.

Яна отвела глаза. Ни к чему… эта – поняла. Что может, сбережет, спрячет, схоронит так, что враги не найдут. Может, и предупредит кого, но не жалко. Такие с дурами не дружат.

- Сухая улица, двенадцать?

- Да, тора. Пусть Единый хранит вас и вашего сына.

- А я помолюсь ему за вас и ваших детей, - просто ответила Яна. – Прощайте.

- Прощайте, тора.

Две женщины обменялись понимающими взглядами. И разошлись, чтобы больше никогда не встретиться.

Каждая – на свою маленькую войну. Войну за жизнь.

Русина, Подольск.

- Илюшенька, непраздна я. Второй месяц уже пошел.

Илья смотрел, как баран, на новые ворота.

Непраздна?

Большие ясные глаза торы Маргариты начали наполняться слезами. Понятно, хрустальными.

- Ты не рад нашему ребеночку?

Э…

А вот что тут ответишь? Правду?

Илья выбрал более безопасный вариант и сгреб Маргариту в охапку.

- Милая, любимая, я так счастлив!

Тора растаяла, просияла и кинулась к нему на шею.

А Илье виделись отчаянные глаза Анны. И ее тоскливое лицо. И Жоржи… малыш, что же будет теперь? Как будет?

В Подольске рассыпалось - все. Просто – все.

Дезертировали солдаты, не было продовольствия, обмундирования, медикаментов, не было интендантов… как раньше Илья их крыл трехэтажным! А поди ж ты!

Нет, а как нужны!?

Не было – ничего.

Кое-как Илья держался на том, что удавалось реквизировать у населения. Кое-как, очень плохо…

Дети? В такой ситуации?

Илья понимал, что он сам виноват. Конечно, он предполагал, что Марго что-то такое пьет, или еще как… ну, бабы ж это умеют, верно? А вот то, что она оказалась неосторожна…

Сам, конечно, тоже должен был думать. Но – вот…

Ночью Илья спустился на кухню. Пить захотелось, а в графине была вода с лимоном. Лимон он не любил, а вот чистой воды почему-то не поставили. Ну и пошел.

Денщик?

Так удрал, скотина. А нового Илья и не взял – вроде как ни к чему. Тут и дед Савва, и тора Маргарита, и ее мать, и брат – почти семья…

Дед Савва и сейчас сидел на кухне, теребил какую-то упряжь. Что-то сшивал толстенной иглой…

- Не спится? – окликнул его Илья.

- Я смотрю, тор, и вам не спится, - согласился дед.

Илья был настолько усталым, что махнул рукой, да и вывалил правду.

- Меня сегодня тора Маргарита обрадовала. Беременна она.

Дед Савва охнул и всплеснул руками.

- Ох ты ж! Радость-то какая!

- Радость? А что жрать скоро нечего будет? Радость?! Нам из Подольска уходить надо к весне, это край, иначе тут не войско будет, а толпа грабителей и оборванцев! Куда ее?! С собой тащить!? А ее родных?!

- Вы что ж, тор, не поженитесь?! – дед Савва талантливо изображал ужас. – Она ж… как же тора такое переживет!?

Илья треснул кулаком по столу.

Зря. В кулаке была зажата глиняная чашка, и она такого обращения не перенесла.

- Дед, уймись! Женюсь… какие нынче свадьбы?

- Так обыкновенные, в церкви, как все играют…

- И что потом тору ждет? После брака со мной?

Дед Савва посмотрел удивленно. Что ждет? Ну… как и у всех замужних тор, понятно. Поедет к родителям мужа, будет там Илью с войны ждать, крестиком вышивать. А потом, когда все это кончится… ведь кончится же весь этот ужас хоть когда-то? Правда?!

Дураком Илья не был, при дворе такие не выживают. И смысл понял.

- Ты знаешь, что у меня сын есть. И она знала.

- Сыну вашему тора Маргарита второй матерью станет, - твердо сказал дед Савва. – Не сумлевайтесь, тор, детей она любит.

- А сын этого захочет? А его мать?

- Так вы ж не поженились?

- А вот это – не твоего ума дело, - прошипел коброй Илья. – И не ее… только жениться я на Марго не могу! Пока не узнаю, что с Анной – шага не сделаю.

Дед Савва схватился за грудь.

- Тор! Пощади, она ж этого не перенесет! Девочка или умом тронется, или с собой покончит…

- А ты ее в матери для моего Жоржика предлагаешь, - Илья забыл уже обо всем. В том числе, и что препирается с крестьянином. Разговаривал так же, как говорил бы с тором Измайловым. – А она чуть что – так в петлю?

- Позор-то какой!

- Какой еще позор? – скривился Илья.

Он отлично помнил, как в такой ситуации вела себя Анна. Ни криков о позоре, ни страданий… ей послан ребенок. Это – чудо и счастье. Она должна сберечь малыша, родить, а дальше посмотрим, как его устроить. В идеале- рядом с матерью.

Анна светилась от счастья. А тут – позор?

Интересно…

- Незамужняя, да понесла…

- И что? Оглянись вокруг, дед. Сейчас лицо мира меняется, а ты о глупостях? С торой я завтра поговорю, но и ты, если ей добра хочешь, так объясни. Мне сейчас не до ее глупостей. А свадьбы все после войны будут, и никак иначе.