сильно нетрезвые зрители. Кстати, те личности куда-то испарились к нашему уходу — во всяком случае, в дверях я никого из них не заметил. Впрочем, не исключено, что Хавтан, который сейчас был лишь немногим старше нас с Аллой, действительно был не при делах, которые проворачивали совсем другие люди.

Но в целом я находил, что концерт почти удался — если не учитывать неудобного месторасположения площадки, слишком большого количества пьяных в зале и крайне скудного репертуара группы. Алле тоже понравилось, она даже пожаловалась мне, что никогда не сможет петь так, как эта солистка — в детстве её водили на хор, но голос поставить так и не сумели. Я же вообще претендовать на музыкальную карьеру не собирался, прекрасно осознавая свои возможности. Впрочем, когда-нибудь можно будет взять пару уроков вокала — просто для себя, чтобы именно петь, а не выдавливать из себя слова.

На станции мы решили не связываться с электричками — я увидел автобус, который шел до Медведково, и уговорил Аллу покататься. Конечно, желтый «ЛиАЗ» не самый романтичный транспорт, но погоды стояли хорошие, из-за воскресенья нам удалось занять удобные сиденья, и мы всю дорогу провели, обнявшись.

До дома мы добрались уже затемно, причем в каком-то полусонном и расслабленном состоянии. Поднялись на наш этаж на лифте, неторопливо позвенели ключами, открывая двери.

И только чудо спасло меня и Аллу, когда с верхней площадки лестницы сверкнула вспышка, а в косяк прямо над моей головой ударило что-то очень и очень тяжелое.

* * *

В меня нечасто стреляли. Я бы даже сказал — никогда, но, возможно, какие-то случаи я просто-напросто не заметил; говорят, пуля на излете совершенно не слышна, особенно в толпе и в Москве. Я не служил в армии, меня никто не учил тому, что нужно делать, когда в тебя стреляют. Поэтому я тупо повторил то, что миллионы раз видел в фильмах — пригнулся и бросил тело вперед, одновременно толкая Аллу на пол перед собой. Сзади сверкнула ещё одна вспышка, пуля просвистела выше нас и что-то разбила в комнате Аллы. Я ногой захлопнул дверь — старую, обитую дермантином деревяшку, которая была плохой защитой от пуль, но хотя бы открывалась внутрь.

— Ал, в комнату!! Ползком, — приказал я, подполз к двери и крутанул замок, не вставая с пола.

Меньше всего я ожидал, что у Чикатило будет огнестрел. Он никогда не пользовался таким видом оружия, со своими жертвами расправлялся исключительно кухонным ножом, который, надеюсь, ему не вернули с извинениями, а оставили в комнате вещественных доказательств Шахтинской милиции. Ему и негде было взять пистолет или ружье — я так и не понял, из чего в нас палили. Звук был не очень громкий, но для подъезда его должно было хватить. Я очень надеялся, что кто-то из соседей сейчас набирает ноль-два и сообщает о том, что в нашем доме происходит что-то нехорошее.

Сам я отложил эти глупости на потом. Проследил за Аллой, которая на карачках добралась до своей комнаты и закрыла дверь, потом так же ползком переместился на кухню, где перед уходом оставил свой арсенал — и вместе с ним вернулся в прихожую. Выложил из сумки ломик и световуху, проверил самопал, чертыхнулся, снова добрался до кухни за коробком спичек. И замер, вжавшись в стену у самой двери, прокляв того, кто проектировал этот дом и придумал такую чудесную планировку. А заодно и того, кто впихнул в небольшое пространство прихожей огромный платяной шкаф. Из своей комнаты выглянула Елизавета Петровна, но когда я жестами попросил её ничего не говорить и спрятаться, она молча закрыла дверь.

Вообще мой арсенал выглядел очень скромно и незатейливо по любым меркам. Но чем-то подобным мы со Стасом позавчера отбились от приятелей Боба, и я надеялся, что и для Чикатилы моих припасов хватит. Сейчас у меня в наличии имелись световуха, самопал и ещё не испытанный в боях ломик — всё это было хорошим аргументом в любой дворовой разборке. Я лишь сомневался, что схватка с Чикатило будет похожа на дворовую разборку. Пока что у него была просто подавляющая огневая мощь, против которой мои игрушки выглядели нелепо.

Чикатило почему-то долго не подавал никаких признаков жизни. На часы я не смотрел и не знал, сколько минут потратил на подготовку к бою. Но надежды на то, что нападавший сбежит после первой неудачи, оказались тщетными. Дверь квартиры толкнули — не очень сильно, лишь для того, чтобы убедиться, что она заперта — и после раздался третий выстрел, направленный куда-то в район замка. Но Чикатило снова промахнулся — пуля легко прошла через деревяшку и бессильно стукнулась о стену. Ту самую стену, за которой сейчас пряталась Алла. Я похолодел.

Кричать девушке, чтобы она перебралась в отцову — или уже нашу, не знаю — комнату было бы опрометчиво. Оставалось только надеяться, что она сидит не с той стороны, которая оказывалась прямо напротив входной двери, а с другой, ближе к безопасным книжным полкам. Но проверить это я не мог. Раздался ещё один выстрел — пуля взвизгнула, угодив в замок, но и только. И противник сразу же выстрелил ещё раз — снова в замок.

Я стянул с полки над собой телефон и дрожащими пальцами набрал номер милиции. В трубке послышались только короткие гудки. Я нажал отбой и снова набрал две цифры. Снова занято. Отодвинул бесполезный телефон в сторону и попытался унять волнение.

С третьего выстрела замок вылетел, и дверь начала понемногу открываться — прямо на меня. Я судорожно вспоминал, сколько патронов в разных типах пистолетов — мне почему-то подумалось, что у Чикатило именно пистолет, возможно, отобранный у постового милиционера «ПМ» — другого способа заполучить оружие у него не было. Но вообще в этом случае он оказался очень шустрым товарищем — и в Москву успел добраться, и мента завалил. Так семь или восемь? Восемь или семь? И есть ли у него запасная обойма?

«Блин!»

Я понял, что думаю не о том — и чиркнул спичкой световухи по спичечному коробку.

«Двадцать два, двадцать три, двадцать…» — почти без замаха я отправил бомбочку за дверь и тут же, уперевшись в стену, стукнул по деревяшке двумя ногами. — «…четыре…»

Закрыть дверь мне не удалось, но противник явно не ожидал такого, чертыхнулся — и в этот момент световуха взорвалась. Всё было как в тот раз, после разборок с Лёхой — слабый хлопок и яркая вспышка. Следом я услышал мат,