крестьянам, призывавшее их организовывать в своих селах и местечках собрания и приглашать туда одного из руководителей Союза.

«Только это нужно устраивать так, чтобы в известное место, например, в какое-либо село или местечко, собиралось не двести-триста человек, а тысяч шесть, семь… десять. Тогда будет хорошо! Тогда не даром почаевские проповедники будут отрываться от своего прямого дела».

Десять тысяч человек! Вот какую аудиторию желал видеть перед собой смиренный инок.

Любопытно, что та же цифра фигурирует в убийственной характеристике, сделанной преосв. Антонием: «если толпа меньше десяти тысяч человек, то он и говорить не хочет». Выходит, что эта цифра не преувеличена!

Далее о. Илиодор объяснял читателям технические подробности: «Так вот, когда крестьяне порешат сделать в каком-либо месте собрание, то они должны оповестить окрестные села и местечки так верст на 70–100 вокруг сборного пункта, а потом уже и писать в Почаев: „такого-то числа там-то будет многолюдное собрание. Приезжайте“. И мы сейчас приедем. При этом православные люди могут пользоваться в этом святом деле отпустами. Туда, где отпусты бывают особенно многолюдны, они должны постараться пригласить почаевских проповедников».

Союзное торжество на Троицу (10.VI)

На Троицу в Почаевской лавре состоялось большое союзное торжество, растянувшееся на несколько дней. Внебогослужебное время заполнялось традиционными беседами под открытым небом. В саду вешали саженный царский портрет, вокруг которого ставили новехонькие союзные знамена. В этих живописных декорациях оба руководителя Союза вели свои беседы для тысяч богомольцев, собравшихся со всего Западного края, с Холмщины и Галиции. «Лидора и Италь цiлый день мучат народ», — сокрушались недруги. Помимо обычной агитации за Союз появилась и новая тема — о только что распущенной Государственной думе.

«И так выразно, так ясно говорил монах, что тысячи народа, как замерли, слушали его. Другие повылазили на деревья и заборы и все слушали».

В родительскую субботу союзники торжественно поднесли преосв. Антонию союзный знак, который владыка тут же себе приколол. На следующий день, как уже говорилось, были освящены новые знамена.

Торжество с самого начала было омрачено странным случаем. Во время одного из патриотических шествий со знаменами и царским портретом в народ полетел камень. О. Илиодор забрал себе это вещественное доказательство и с тех пор стал ссылаться на него в своих проповедях, относя его на счет «жидов». Еврейское население поспешило (в субботу) пожаловаться преосв. Антонию, прося запретить проповеди. Владыка предложил посетителям подать письменное заявление, которого, однако, так и не последовало. Камень о. Илиодор сохранил в своей келье.

В быту Западного края мелкие пакости, чинимые иноверцами православным, были обычным делом. Тому колодец испортят, тому посевы потопчут, тому не помогут тушить горящую хату. Казалось бы, не стоило придавать большого значения какому-то камню. Но ввиду неоднократных анонимных угроз, приходивших на имя обоих руководителей Почаевского союза, этот случай представал в ином свете.

Бомбы в Почаеве

Как раз перед Троицей о. Виталий получил очередную, по его счету третью, угрозу, подписанную неким социал-революционным комитетом: «Пришла пора и на вас, собак, и на вашу человекоубийственную типографию. Недолго еще будете печатать. Вы вознесетесь на воздух „БОМБАМИ“, как Илия на золотой колеснице».

В ответ о. Виталий напечатал в «Почаевских известиях» свое «завещание», в котором, как в капле воды, отразилась вся эта благородная и героическая душа:

«Против приговора я ничего не имею. Исполнить его легко могут охотники до человеческой крови всегда. Запоров и стражи особой при типографии нет, доступ в мою келию никому не возбранен, идут все, кому нужно.

В дни собраний народа я всегда почти бываю с ним на дворе.

Так что особых препятствий к исполнению приговора пархатые революционеры не встретят никаких. И если Бог удостоит меня положить жизнь за народ православный, буду считать себя счастливейшим.

Но, жалея свою родину и бедный, опутанный жидами народ, желаю, чтобы хотя эта последняя возможная от меня жертва принесла пользу народу, поэтому завещаю:

Пусть тогда пролитой моей кровью смоется жидовская болячка с России, пусть очистится святая гора от облепивших ее пиявок вроде пархатых Залцев, Якир, плюющих на святые иконы, Черняков или Пинхасов, сбывающих в Лавру все тряпное, Батей и прочей жидовской нечисти. Пусть не останется и духу их в России.

Они — жиды, добиваясь конституции и равноправия, заварили у нас все это кровавое беснование, пусть же они его и расхлебывают. С них да взыщется пролитая русская кровь. Аминь».

Потом было троицкое торжество и брошенный в толпу камень. Но вот разъехались богомольцы, Почаев опустел. Уехал в Житомир и о. Виталий. 15.VI о. Илиодор, выглянув в окно своей кельи, увидал группу евреев, бродивших вокруг лавры и особенно глазевших на типографию. Тех же лиц он заметил в этот день еще дважды. «Откуда это в будничный день к нам интеллигентные гости пожаловали», — подумал священник.

А на следующее утро пришло сенсационное известие: тут, в Почаеве, у самых стен лавры, на квартире некоей Ройтбурт обнаружен чемодан с 7 бомбами и материалами для их снаряжения! Страшное оружие принадлежало постояльцам этой г-жи Ройтбурт — двум евреям и одному русскому, — которая и донесла о них полиции. Та уже была начеку, предупрежденная прибывшими из Луцка жандармами, которые получили агентурные сведения о предстоящем покушении на взрыв лавры. Оставалось только взять злоумышленников с поличным.

По сведениям «Почаевских известий», заготовленного материала хватило бы для колоссальных разрушений. «Бомбы, которые жиды хотели бросить в типографию и Лавру, оказались очень большой силы. Длиной они почти две четверти, шириной более четверти. Тот человек, который их исследовал, говорил, что три бомбы уничтожили бы типографию и колокольню, а остальными четырьмя можно было бы разрушить Великую церковь. Сила арестованных семи бомб равнялась силе ста пяти обыкновенных бомб».

Несмотря на арест злоумышленников, опасность для обители не миновала. При обыске у них нашли письмо: «Дорогие товарищи! Приезжайте. Фабрика готова. Елена». Таким образом, арестованные лица имели сообщников, которые оставались на свободе. Власти вынуждены были прислать в Почаев солдат для охраны лавры.

Итак, угрозы оказались не голословны! В утренней проповеди перед случайной горсткой богомольцев взволнованный о. Илиодор был особенно красноречив. «Когда я утром после злополучной ночи рассказывал народу о том, что проклятые жиды и русские разбойники хотели сделать с Лаврой и монахами, то он прямо-таки рыдал, как обиженный ребенок». Тут же проповедник предложил слушателям подписать составленную им телеграмму царю с просьбой удалить, наконец, евреев с Почаевской горы и тем самым спасти лавру от разрушения, а ее насельников от смерти.

Отправив эту телеграмму в Петергоф, о. Илиодор засел писать новое обращение к народу, которое заняло все четыре полосы очередного